Довженко

В маленьком переулке между театром «Березіль» и редакцией «Вісті» был ресторан, куда актеры спускались в те нечастые дни, когда им удавалось получить зарплату, а газетчики и писатели — после выплаты гонорара. Не вспомнить сейчас, что за название было на вывеске, но именовалось это заведение не иначе как «у Порфишки в подвале» — по имени кургузого толстого ресторатора из одесских греков. В своем подвале Порфишка держал также бильярдную, а для ресторана нанимал трех цыган-гитаристов и хранил снятую с петель амбарную дверь, которую официанты прислоняли к портьере ресторанного закутка, если гость искал уединения в «отдельном кабинете». К здешней бильярдной пристрастились юмористы из только что созданного Блакитным «Червоного перца».

Подальше, на Сумской, было кафе Пока. За одним из его восьми столиков всегда сидел маленький, подвижной, черный как жук и неугомонно как жук жужжащий Михайль (не Михайло, а именно Михайль) Семенко. Он писал здесь стихи, редактировал сборники аспанфутов, назначал встречи авторам. За другим — писал стихи, редактировал сборники «Авангарда» и, слегка пришепетывая, обвораживал своих юных адептов кудрявый, женственно красивый, с восточными влажными глазами Валериан Полищук. Каждый день у обоих столиков вскипали жестокие литературные споры.

Семенко выпускал свои альманахи в пестрых обложках с беспорядочно разбросанными квадратными буквами разных размеров.

На обложку выбегали лозунги, в которых слышался ломкий голос задиры-подростка. Лозунги разили мещанство и прославляли Революцию с большой буквы, а вместе с ней «электробури», «аэросимфонии», сталь проводов, семафоры, которые открывают путь в будущее. Под обложкой были бесчисленные манифесты, состоящие из тех же лозунгов, и стихи, теряющие рифму, встопорщенные стремлением к необычности.

Порою «авангардисты» и «футуристы» так размахивались для удара по мещанину, что не замечали, как внешнему миру мещанства — пресловутой канарейке, герани и мнимой добропорядочности домашнего быта — противопоставляют они тайный мир все того же мещанства — то, что сам мещанин прячет от соседей и что подлежит в его доме не искусству, а сплетне. Убегая от банальности в оригинальность, не замечаешь, как вычурность, в свой черед, оборачивается банальностью, но только претенциозной, а потому еще худшей.

_{Остап Вишня — редактор журнала «Червоный перец».}

_{Дружеский шарж А. Довженко, 1925 г.}

В одном из споров Сашко сказал Михайлю Семенко:

— Та шо ты заладил: «Электро… электро…» А вот у меня выключатель испортился, ты мне его починить сумеешь?

Но для всех участников споров «хуторянщина» была жупелом, от которого тянул в свою сторону каждый.

В новом — уже не «слобожанском» — Харькове понятие «хуторянство» слилось с представлением о старых убогих просветительских организациях (они так и назывались «Просвіта»), изворачивавшихся под ограничениями валуевского запрета, о театре мелодрамы и гопака (о таких спектаклях говорили, что они «дразнят хохла»).

Время прибавляло к этому и другие представления. Когда говорилось о хуторянстве, то в годы первых литературных споров Довженко имелись в виду и та внутренняя «Сухаревка», о какой говорил Ленин, и мутная накипь нэпа.

Иногда в частных лавчонках и забегаловках со звоном вылетали стекла. Так выражали свое отношение к нэпу комсомольцы со «Света шахтера» и паровозостроительного. Революция и частник казались им несовместимыми. Диалектика, выученная «не по Гегелю», не вмещала сложностей и противоречий реального исторического развития. Ребятам, которые стали к станкам, не снимая фронтовых гимнастерок гражданской войны, казалось, что от военного коммунизма к коммунистическому обществу путь прост и стремителен. Но разве друг, убитый под Перекопом, отдавал жизнь за то, чтобы черным крымским мускатом поил свою бабу гад, торгующий воротничками в подъезде на Сумской?! Вот и летел камень в стекла. Зачинщиком чаще всего оказывался небольшой черный паренек, выступавший на всех диспутах и митингах и писавший во все газеты. Фамилия его была Станевский, а подписывался он — Кокс.

Вместе с рудой доменным печам нужен и кокс. Но среди его отличительных свойств металлурги называют низкую реакционную способность.

В сплав юного государства шел разный материал, и процесс плавления, как всегда, оставался недоступным для глаза.

Когда Александр Петрович Довженко перенес свой чемодан из Наркоминдела в редакцию, собираясь осесть в Харькове и сделаться профессиональным художником, плавка уже шла вовсю.

5 Харьков. Коммуна на Пушкинской

Редакторский диван служил художнику Сашко приютом сравнительно недолго.

Однажды — кажется, это было в самом начале 1925 года — журналист-международник по фамилии Завада сказал:

— Слушайте, Сашко. Хватит с вас этого адского ложа. Пойдемте лучше к нам.

— Куда?

— В коммуну.