Довмонтов меч

— Гони, гони их! — упоённо прокричал поблизости князь Димитрий.

И вот другие рыцари тоже стали заворачивать лошадей, отступали, пятясь. Уже все их пешие воины в лёгком вооружении, толкая друг друга, спотыкаясь, падая, устремились к воротам крепости. Откуда-то слева появились тверские ратники, они соединились с псковскими и новгородцами и, выставив копья, гнали последних своих врагов. Так они взобрались на плоский холм, где стояли поутру железные рыцарские полки.

До крепости было неблизко — огромной ширины поле. Рыцари, врассыпную, обгоняя пеших, удалялись, пешие воины устали сильнее и бежали не столь быстро. Но и ратники тоже устали, а потому двигались не быстрей отступающих.

«Только бы не было засады!» — с отчаянием подумал Довмонт, вглядываясь в темнеющий лес на краю поля. Вырвись сейчас из укрытия свежий, с правильным строем, засадный полк, и всё могло быстро перемениться. Однако, судя по всему, о засаде рыцари не подумали.

Довмонт не гнал своего вороного коня. Ему и так сегодня досталось. Часть дружины опередила его. Мимо промчался Василий. Шлем его, как и у многих, оброс инеем. В битве дыхание было столь горячо, что влага не успевала намерзать. Здесь же, среди открытого широкого поля, шлемы быстро заледенели.

— Луку Неждановича-то, а? — горестно посочувствовал Василий.

— Отыскать его надобно, чтоб захоронить с честью, — сказал князь. — Ты там попридержи наших, чтоб в ворота не сунулись. Мы их и так побили несчётно.

Издалека было видно, как магистр Отто пытался восстановить у ворот порядок. Кое-как ему это удалось. Из части отступивших рыцарей он построил ряды, и под их прикрытием остальные бежали в открытые ворота. Но уже было понятно, что успеют не все. Часть вражеских воинов продолжала ковылять к стенам даже сзади Довмонта. Пока их никто не трогал, да и шли они без оружия, лишь некоторые опирались на обломки пик.

Магистр всё ещё распоряжался у ворот, и Довмонт снова погнал слегка отдохнувшего вороного к воротам. Опередив многих дружинников, он уже сблизился с державшими оборону рыцарями, уже врубился в их строй, но магистр, узнав его плащ, расталкивая беглецов, сам рванулся в ворота. После него толстая железная решётка ворот обрушилась вниз, вмяв тела отступавших в снег. Те, кто не успел уйти в крепость, побросали оружие. Дальше биться было им не за что.

Пока их вязали, пока собирали целое оружие, брошенное у крепости, день стал заканчиваться.

Медленно они возвращались назад, нагруженные воинской добычей и перечисляя убитых братьев.

— Посадника Михаила на моих глазах рыцарь на пику взял, — говорил новгородец.

— Тысяцкий где? Тысяцкого кто видел? — спрашивал князь Димитрий. Но его никто не видел с тех пор, как он упал с лошади, а потом вскочил на чью-то другую.

Чем дальше они отходили от крепости, тем больше лежащих, стонущих тел было на снегу. Небо закрыли густые тучи, и темнело от этого всё скорее. Теперь уже трудно было и отличить, кто лежит на снегу: раненый или убитый, свой или враг.

— Надо скорее обойти поле, подобрать наших. Нельзя оставлять их на ночь — замёрзнут, — сказал Довмонт. — Василий, Лубок, отрядите крепких ребят.

Другие князья те же приказы отдавали своим. Но когда стали спускаться с холмов и взглянули на другой берег реки — туда, где был их ночной лагерь и стояли обозы, — поняли, что битва ещё не закончена.

Не зря Довмонт так опасался засады. Засада всё же была. Или какой-то рыцарский полк, который должен был выйти им в тыл, да опоздал. Подоспел он только теперь, когда наступили сумерки, в обоз.

Отдохнувшие ратники устремились с холмов вниз, к реке, чтобы схватиться с ними.

— Да мы так своих поубиваем вместо чужих! — сказал осторожный Юрий Андреевич.

И хотя остальные князья были злы на него за то, что он не сдержал напора и побежал вместе со своею дружиной, но сейчас он был прав, и они должны были с ним согласиться.

В темноте без факелов поди разбери, что перед тобой за тень.

— Стой, стой! — закричал Димитрий Александрович. — Далеко они не уйдут, утром их добьём!

Рыцарей было явно меньше, и они отступили в редкий лесок без боя, а там вроде бы и остановились.

Ратники упрашивали князей пустить их, чтобы отучить от разбоя, кто-то даже побежал, но его вернули.

В палатках эту ночь почти не спали, несмотря на усталость. Пожалуй, отдыхали лишь кони. Люди же, самые опасливые, ждали внезапного ночного нападения, тот, кто был беспечен, — с нетерпением дожидался рассвета, чтобы схватиться с рыцарским отрядом.

Однако, когда рассвело, рыцарей уже не было. В темноте они решили бежать и, обойдя стан, перешли реку, ушли в крепость.

Довмонт продолжал думать о раненых, оставленных на поле в кровавом снегу. Он велел сделать факелы, и с факелами в руках добровольцы стали обходить каждого поверженного воина, отделять стонущих раненых, складывать отдельно убитых своих и убитых врагов.

Стонущих раненых переносили к отдельным палаткам, которые поставили на вражьем берегу, чтобы не таскать их через реку. Там снаружи с них снимали доспехи, а внутри укладывали на кожухи, постеленные мехом вверх, перевязывали раны.