Довмонтов меч

— Пошли, князь, вместе, двумя полками, — предложил Димитрий Александрович.

Перед выходом старый воевода Лука Литвин, так теперь его звали в Пскове, проверил ещё раз у каждого дружинника шубу, тёплую обувку. В долгих зимних переходах в худой одежде на победу и не надейся.

Довмонт вспомнил, как против него однажды просидел в засаде со своим войском молодой литовский князь, который не желал подчиниться Миндовгу. Они стерегли дружину Довмонта с ночи, и под утро неожиданно ударил мороз, те же, что были в засаде, оделись кое-как, наспех и пролежали на заледенелой земле, не двигаясь, всю ночь. А когда появилась дружина Довмонта, им навстречу вышло странное, посиневшее от холода войско — и руки и ноги у них едва двигались, сами они были задумчивы и угрюмы. Такими их и взяли в плен.

Псковичи хорошо снарядили и своих ратников, которых вёл посадников сын Лубок, и дружину Довмонта. Кожухи-шубы, мехом внутрь, тёплые рубахи, сапоги, рукавицы были у каждого. А если кто нечаянно потерял или прогулял — Новгород город большой, соблазнов много, — тому Лука Литвин, строго выговорив, вручал новое, что было в запасе.

Князья часто ехали вместе, лошадь к лошади. Хотя войско было велико и можно было не опасаться внезапного нападения, они, как и подобает, выставили охранение спереди и сзади. Но ни один враг не пересёк их путь, даже местные жители на всякий случай прятались при их приближении, уводя в лес скотину, а потом с облегчением возвращались в свои дома.

Князья о многом переговорили, пока были в пути. «Такого бы мне брата Бог послал, — думал Димитрий Александрович, — с ним бы вдвоём и Русь подняли из пепла да унижения».

— Ты на великого князя обиду не держи, — просил он, — сам пойми, каково ему было, когда псковское вече его сына прогнало, а тебя поставило. А едва увидел, как псковичи тебя полюбили, так и смирился.

— Да я и не держу. Скажу только, что и мне теперь Псковская земля дороже родной. А раз так, то и брата Новгорода я всегда обороню.

Вблизи Раковора, на берегу реки Кеголи, встретились все полки. Серые башни и стены крепости были хорошо видны на горизонте. Осталось перейти реку по заснеженному льду, обложить крепость и пробить стены.

Все они шли не таясь: датские рыцари наверняка узнали заранее об их приготовлениях, а столь большое войско зимой спрятать невозможно. Не переходя реку, остановились на ночной отдых в палатках. Князья в большой палатке Димитрия Александровича обсудили ещё раз, кому идти к воротам встречать вражескую вылазку, кому с какой стороны штурмовать стены.

Поздно вечером Довмонт снова вместе с Лукой Литвином и Лубком проверяли, кто как снаряжен на завтрашний день. Лука нашёл, что у тех ратников, что шли с мечами, не все мечи острые.

— Меч ногтем пробуют, остёр или нет, — поучал он молодых парней, — доставай камень да точи скорей, пока тебе глупую башку не срубили.

Ратники с виноватым видом потянулись за точильными камнями и принялись затачивать свои мечи.

— Ты и щиты проверь, — посоветовал Лука Литвин. — Нет хуже, если ремень сорвётся.

Сам же дядька Лука неожиданно заболел. То ли холод его где пронизал, то ли съел не то. Он долго крепился, но, когда остались вдвоём, всё же не выдержал:

— Неможется мне, Довмонтушко, не будь завтра сечи, залёг бы.

— Ты и так заляг. В обозе ляг, накроем тебя шубами, или боишься, без тебя крепость возьмём?

— А тебя кто обережёт?

К ночи, выставив дозорных, большой лагерь заснул. А проснувшись, увидели то, чего не ожидали никак.

— Княже! Княже! — будили Довмонта испуганные дозорные. — Вставай, посмотри, что на холмах делается!

На другом берегу, на плоских, невысоких заснеженных холмах, выстраивались полки немецких рыцарей. Почти все они уже были одеты в доспехи, уже развевалось знамя самого магистра ордена Отто фон Роденштейна, и князь Довмонт и Димитрий Александрович, тоже разбуженный в своей палатке, сразу узнали его.

— А это что ещё за хоругвь? — удивился Довмонт, указывая на другой стяг, с кровавыми крестами.

— То стяг епископа дерптского Александра.

— Поверила курица топору, что больно не будет, — с горьким смехом проговорил новгородский посадник Михаил, — вот и все их клятвы про мир да про дружбу — перед нами выстроены.

— Откуда их столько набралось? — удивился Димитрий Александрович, отсчитывая на глаз сотни. — Долгие у нас были сборы, они же сумели тайком собраться, да ещё и нас провели. А я татар во Владимир отослал! Что делать будем, князья?

— Биться, — ответил спокойно Довмонт, — или не затем мы пришли? Указывай, Димитрий Александрович, где кому вставать, когда реку перейдём, чтоб потом сумятицы не было.

Реку по заснеженному льду переходили быстро, так же спешно, помогая друг другу, надевали доспехи и сразу вставали на заранее намеченные места. Князь Михаил Ярославич на левом крыле, князь Юрий Андреевич в центре, князья Довмонт и Димитрий Александрович встали на правом. Святослав Ярославич, заняв было центр, подвинул свою дружину поближе к Довмонту.