«Зря он это», — подумал Довмонт, но было уже поздно. Одетые в панцири немецкие рыцари, выставив копья, ряд за рядом, прижавшись плечом к плечу, надвигались на них, и перестраиваться было уже поздно.
Довмонт успел оглянуться ещё раз назад, чтобы увериться, стоит ли ополчение чуди с Ладоги. Ополчение стояло между левой рукой и центром, как и уговаривались. Спасибо, хоть они не напутали!
— Как ты, дядька Лука? — спросил негромко князь своего воеводу. — Ежели неможется, шёл бы в обоз.
— О моей немочи забудь, — ответил также негромко старый воевода, — буду биться с тобою рядом.
Железные полки рыцарей медленно спускались с холмов, теперь их отделяло широкое снежное поле.
— Ежели мы готовы, так и не пойти ли нам навстречу?! — нетерпеливо прокричал князь Юрий Андреевич.
Довмонту и самому хотелось скорее ринуться на врагов и смять их железный строй. Но впереди была снежная целина.
— Нельзя нам первыми: кто первый пойдёт, тот из сил выбьется! — сказал он Димитрию Александровичу. Димитрий Александрович, который только-только собрался дать команду идти вперёд, сразу понял и прокричал иное:
— Пусть их идут к нам по снегу, а мы угощение приготовим!
В полках засмеялись, и ждать стало легче. Рыцари же немецкие продолжали месить сугробы, хотя спускаться вниз было им всё же легче.
— Хорошо ещё, суздальский полк да тверской не отправил по домам, что бы мы были с тобой против этакой силы! — проговорил Димитрий Александрович, наклонившись к Довмонту и наблюдая за приближающимися рыцарями. — Ну хитрецы, специально послов направили, чтобы нас сюда заманить! Свиньёй выстраиваются! — крикнул он войску. — А мы их челом нашим!
Рыцари, спускаясь вниз, вытягивались острым клином. Они двигались не спеша, хорошо обученным строем, выставив вперёд пики.
И вот осталось совсем немного; сделалось тихо, только перестук многих ног лошадей да негромкий лязг доспехов, когда кто-то задевал мечом или пикой собственный панцирь или соседский.
— Бей их! — прокричал Димитрий Александрович, скорее уже для себя. — Лучники!
Между всадниками выбежали на шаг-два вперёд лучники — новгородские, псковские, а то и из чуди. Стрелы у них уже были на тетивах. Мгновенно натянув луки, они пустили их в надвинувшихся врагов. Многие стрелы, проскребя по металлу, бессильно упали на снег и были тут же растоптаны, но несколько десятков попали в цель, пробили железо и торчали из доспехов.
Лучники успели пустить ещё по нескольку стрел, выведя из строя новых десятка два врагов, и также быстро попятились назад. Дружины мгновенно сомкнули строй.
Первые ряды железных рыцарей вклинились в центр строя. Уже кого-то сбили с лошади, а кто-то упал, но вскочил и пытался стянуть врага.
Довмонту никогда прежде не приходилось видеть столь огромную рать. Да и русским князьям тоже.
Разве что отцам их, а скорее дедам, когда они осмеливались вступать в единоборство с десятками татарских тысяч и растворялись, словно капля, уроненная в озеро.
«Не отобьёмся — тут все и ляжем! — подумал он и ударил по первой пике, направленной ему в грудь. — Эх, жаль, меч не тот!»
Пику удалось отбить, но сам всадник сидел крепко. Однако пластинчатый металлический доспех, что прикрывал голову лошади, слегка сдвинулся. Довмонт резко рубанул мечом по лошадиной голове, лошадь прошла ещё несколько шагов, сделала неуверенный шаг в сторону, мешая рыцарский строй, и рухнула на колени. Рыцарь же полетел через её голову вниз — под копыта своего войска.
Довмонт ощутил прилив весёлой ярости, которая всегда приходила в разгар сечи.
Его дружинники, ратники держались стойко, сбивали рыцарей с лошадей, но взамен подступали новые.
— Довмонтушко! — предостерегающе крикнул где-то слева и сзади дядька Лука.
Довмонт быстро повернулся на крик и увидел направленный на себя арбалет.
Вслед за рыцарями шли арбалетчики, каждый из них выбирал себе противника, чтобы уничтожить его. Один из них, поместившись между лошадьми, и нацелился в князя.
Арбалет не лук, он пробьёт любой доспех. Дядька Лука успел достать своим копьём стрелка: копьё, ударив сзади, проломило ему мгновенно шею.
— Так мы их, как тараканов! — крикнул старый воевода. Он тоже был весел от ярости.
Но тут сбоку на него налетел важный рыцарь в богато украшенном плаще поверх доспехов. Рыцаря со всех сторон оберегали всадники.
Он что-то выкрикнул по-немецки и мгновенно наехал своим конём на лошадь дядьки Луки. Воевода покачнулся, и тогда второй всадник, появившийся неожиданно с другого бока, рубанул по шее старого воеводу.
Довмонт в это время отбивался от двух рыцарей, наседавших на него с разных сторон, и, если бы не дикий вороной его конь, не быть бы ему в живых. Лишь на одно мгновение он мог взглянуть в сторону дядьки Луки и увидел, как седобородая голова воеводы отделилась от туловища и, переворачиваясь, стала падать на землю, под лошадиные копыта.
— Да что же это! — прокричал Довмонт, словно прося справедливости у неба.
Кто-то из его дружинников тут же сбил с лошади убийцу дядьки Луки, а Довмонт вдруг увидел свой собственный меч.