Дорога, которой нет

– Ну что вы, не стоило беспокоиться, – с этими словами дама налила себе немного молока из бутылки, – и одну ложечку сахара, если не трудно. Перед таким ароматом просто невозможно устоять. Вероятно, этот рецепт вы узнали на дипломатической службе?

– Нет, у своей бабушки, – сказала мама и сразу рассмеялась, – я имею в виду действительно у своей бабушки.

Гортензия Андреевна тоже засмеялась негромким, но неожиданно уютным для такой строгой женщины смехом.

– Простите мне мое любопытство, – начала она вкрадчиво, – но как вас убедили оговорить себя?

Кира фыркнула:

– Да как всех. Признаешься, будешь сидеть хорошо и мало, пойдешь в отказ – плохо и много. Твои показания вообще никому тут на фиг не нужны, то, что ты перевозила антисоветскую литературу, доказано неопровержимо, мы просто советуем тебе признаться только потому, что добра тебе хотим. Как-то так. А потом я думала, что если скажу, будто взяла рассказы Тимура без разрешения, а он вообще ничего не знал, то от него отстанут.

– Скажите, Кира, а вам что-то показывали? Какие-то документы? Говорили, откуда у них информация, что это вы провезли антисоветские тексты?

Кира кивнула:

– Говорили. Что это мне не положено знать.

– А у вас самой есть какие-нибудь соображения на этот счет? Кто мог передать рассказы в редакцию журнала? Как о публикации в занюханном нью-йоркском журнальчике стало известно ленинградской прокуратуре, я не спрашиваю.

– Видно, нашей резидентуре там совсем уж нечем заняться, раз маются такой ерундой, – буркнула мама, достала из буфета вазочку с конфетами «Коровка» и со стуком поставила на стол.

Поджав губы, гостья покачала головой, на прическе при этом не шелохнулось ни волоска.

Кира взяла конфету, откусила и зажмурилась, чувствуя на языке тягучие сладкие крупинки. Лучше «Коровки» человечество ничего еще пока не придумало.

– Да кто угодно мог отправить, – сказала она наконец, – любой редактор, Тимур же рассылал свои рассказы во все места, куда только почта ходит.

– У него было много копий?

– Куча! Везде валялись.

– Откуда? У него был доступ к ротапринту?

Кира засмеялась:

– Нет, гораздо лучше. Девушка гитариста группы, где он пел, работала машинисткой, так она ему по первому требованию печатала столько экземпляров, сколько он хотел. Она вообще всем печатала, такая была отзывчивая дама.

Мама села на табуретку в дверях кухни и рассмеялась:

– При Сталине всех этих редакторов, которые не отреагировали должным образом на антисоветчину, тоже посадили бы, а теперь вот не тронули. Так что наблюдаем значительный прогресс на пути к гуманизму и демократии.

– Вот у Никитина, сталинского сокола, как раз рефлексы и сработали, – буркнула Кира, – руки-то помнят.

– И мастерство не пропьешь, – улыбнулась гостья.

– Он потому и погнал волну, чтобы не всплыло, что Тим показывал ему свои тексты.

Мама покачала головой:

– Думаю, раздуть весь этот дурацкий стратостат его попросили дорогие товарищи из определенных кругов, чтобы сместить моего мужа. Он занимал такую должность, за которую люди готовы друг другу горло перегрызть, а не то что сломать жизнь двум молодым придуркам.

Гортензия Андреевна приподняла бровь:

– Вы полагаете, вся эта комбинация была выстроена ради того, чтобы снять вашего супруга с должности?

– Ну что вы! – мама засмеялась. – Как говорится, товарищ, если хочешь сохранить психическое здоровье, помни, что миром управляют глупость и случай, а не тщательно продуманные планы. Просто идиотское стечение обстоятельств дало кому-то шанс. Не может же, в самом деле, наши интересы в ООН представлять человек, у которого дочка не просто антисоветчица, а ведет активную подрывную работу против нашего любимого социалистического строя! И плевать сто раз, что на самом деле никакой работы она не ведет, когда есть миллион способов заставить ее признаться! Ай, да что говорить… – Махнув рукой, мама вскочила с табуретки, и, хлопнув дверцей холодильника, принялась энергично нарезать сыр.

– Дорогие мои, вы меня, ради бога, извините, – гостья приложила ладонь к груди, – что я пришла, разбередила душу…

– Нет-нет, это как раз хорошо! – воскликнула мама, ставя блюдечко на стол, – угощайтесь, пожалуйста, российский. Очень хорошо, что вы пришли, порой, знаете, хочется побередить душу, а не с кем. С Кирой мы это уже сто раз обсудили, старые друзья все от нас отвернулись, а новым знакомым наше темное прошлое не очень интересно.

Гортензия Андреевна кивнула:

– Тогда позволю себе бестактный вопрос.

– Пожалуйста.

– Как отреагировал ваш муж? Неужели не пытался вызволить дочь?

– Он от нас ушел.

– Простите, пожалуйста, – гостья потупилась.

– Что вы, не за что. Если посмотреть философски, то он с нами никогда и не был. По Кире эта история больно ударила, а что до меня, то это было вообще лучшее, что со мной случилось в жизни!

– Но, насколько мне известно, вы потеряли все.