Дон Жуан, или Жизнь Байрона

— Ах, мне так весело сегодня, — воскликнула та и, наклонившись к Байрону, прошептала: — Мне кажется, я теперь могу танцевать вальс?

— С каждым из этих мужчин по очереди, — саркастически ответил Байрон. — Вы всегда танцевали лучше всех, и я с большим удовольствием буду любоваться вами.

Она протанцевала один тур и, почувствовав себя дурно, скрылась в соседней комнате. Лорд Байрон вошел туда под руку с какой-то женщиной и, увидев Каролину, сказал:

— Я восхищался вашей грацией.

Она схватила нож.

— Пожалуйста, дорогая, пожалуйста, — сказал он, — но если вы желаете разыграть классическую трагедию, пронзите свое сердце, а не мое. Мое вы уже пронзили.

Она закричала:

— Байрон! — и выбежала с ножом, и никто, в сущности, не знал, что потом произошло.

Одни говорили, что она пыталась зарезаться, другие утверждали, что она, почувствовав себя дурно, хотела взять стакан с водой, но упала в обморок, стакан разбился, и она порезалась осколками. Так или иначе, она была вся в крови. Байрон в это время уже прошел в другую комнату. Когда к нему подошли и стали рассказывать о том, что случилось, он презрительно ответил:

— Это один из её обычных фокусов.

Эта история наделала много шуму; маленькая газетка «Сатирик» напечатала фельетон, озаглавленный «Scandahim Magnatum»[32].

«Предпочтение, оказанное лордом Б. другому прекрасному объекту, привело в такую ярость леди К. Л—м, что она в припадке ревности заколола себя десертным ножом… Говорят, супругу дамы многие сочувствуют в том, что эта попытка к самоубийству не удалась до конца. Леди К. Л—м еще жива».

У неё хватило смелости спустя несколько недель явиться на дом к Байрону. Его не оказалось, но она потребовала, чтобы её впустили, и, увидав у него на столе книгу «Батек» Бэкфорда, написала на первой странице: «Помни обо мне». Байрон, вернувшись, увидел открытую книгу и слишком знакомый почерк. Он тут же написал:

Мне — помнить тебя? Поверь, не забуду,
И муж твой попомнит еще о тебе,
Ни им и ни мной ты забыта не будешь,
Ты — лгунья ему и чудовище — мне.

Это было так характерно для Байрона — объединить любовника с мужем в обвинительном слове против женщины, самым большим преступлением которой было полюбить его.

Ему было довольно всего этого. Если любовь неизбежно ведет к таким перипетиям, единственный разумный выход — избегать женщин. Сама мудрая волшебница несколько раз заставляла его страдать. Независимая, изменчивая, она иногда позволяла себе, оставаясь подругой Байрона, заинтересоваться другим мужчиной. Лорд Оксфорд в таких случаях углублялся с еще большим рвением в непроходимые чащи своих лесов, а Байрон чувствовал, как его с безжалостной откровенностью отстраняют на время. Каждый раз он от неё самой узнавал истину, и его вдвойне огорчали её измены оттого, что он восхищался этой жестокой искренностью.

Не вероломна, а непостоянна,
Ты сладко любишь, но бросаешь скоро…

Они строили приятные планы путешествия в Сицилию втроем, когда вдруг лорд Оксфорд, которого надоумили какие-то родственники, вздумал приревновать, и, как это всегда бывает, в тот момент, когда у самого лорда Байрона было гораздо больше оснований для ревности. Супруга очень быстро утолила старческую ревность какой-то бальзамирующей ложью, но было решено, что они вдвоем с мужем отправятся путешествовать по Средиземному морю, и, как она написала Байрону, «они будут очень счастливы, и у них будет много детей». Они уехали 28 июня 1813 года. «Леди Оксфорд вчера пустилась в плавание, а теперь, моя дорогая леди Мельбурн, можете ли вы быть столь добры, чтобы никогда не упоминать о ней? Сказать вам правду, я чувствую себя несколько каролиническим по отношению к ней, чего я никак от себя не ожидал».

XVIII. АВГУСТА

Она всегда была рабой порыва…

Байрон

Было решено, что он поедет провожать лорда и леди Оксфорд до порта, но в последнюю минуту он от этого отказался, так как его сестра Августа написала, что приедет в Лондон, вынужденная бежать из дому из-за денежных неприятностей своего супруга. «Дорогая моя Августа, если бы вы только знали, от чего я отказался ради вас, не считая путешествия, вы решили бы, что я проникся необыкновенно братскими чувствами…»