Дон Жуан, или Жизнь Байрона

В конце июля Августа увезла его к себе в Ньюмаркет, чтобы показать своих детей. Байрон провел время очень весело. Дети полюбили молодого дядю. Когда он появлялся, они приветствовали его радостными криками: «Байрон! Байрон!» Потом они снова поехали в Лондон. Финансовое положение полковника Ли было таково, что все казалось лучше, чем жить в этом доме. Брат с сестрой строили планы путешествия. Байрону опротивела Англия. Принц-регент, которого он считал либеральным, с каждым днем становился все деспотичнее. Литератор Ли Хент был заключен в тюрьму за то, что осмелился критиковать какой-то дифирамб принцу. Байрон, как Чайльд Гарольд, «питал отвращение к родной стране». «Какой я идиот, что вернулся», — говорил он. Он вспоминал запах тимьяна и лаванды, горы с четкими очертаниями над голубым морем, страны, где никому до тебя и тебе ни до кого нет дела. Почему бы ему не увезти Августу в Сицилию или Грецию?

Будучи не в силах молчать, он начал намекать друзьям, окутывая свои намеки весьма прозрачным покровом тайны, что представляет собой его новое увлечение. «Речь идет не о блестящих представительницах прекрасного пола, — писал он Муру, — дело в том, что я в настоящий момент поглощен совершенно новой историей и гораздо серьезнее тех, что были у меня за все эти двенадцать месяцев, — а это много значит. Несчастье, что мы не можем ни обходиться без женщин, ни жить с ними».

Леди Мельбурн, в свою очередь, тоже получала его признания и, несмотря на всю свою смелость, ужасалась.

«Вы стоите на краю пропасти и если не отступите, вы погибли навек — это преступление, которому нет прощения на этом свете, хотя бы оно и простилось на том».

Байрон, хотя втайне думал то же, что и она, очень гордился тем, что ему удалось её шокировать.

«В конце концов, она все-таки добродетельная женщина, — иронически сказал он, — потому что есть вещи, перед которыми она остановится». Но тем не менее он послушался её и отказался от сицилианских проектов. «Дорогая леди Мельбурн, мне нечего ответить на ваше любезное письмо; никто, кроме вас, не взял бы на себя труд подать мне такой совет, никто, кроме меня, не поставил бы себя в необходимость просить его. Я еще в Лондоне, так что ваше суждение возымело то действие, которого вы от него ожидали».

Он действительно находился в Лондоне с Августой, в пустынном по-летнему городе, и чувствовал себя очень счастливым. «Что вы делаете? Мы можем сказать только о том, чего мы не делаем. Город пуст, но тем он лучше: это восхитительное место теперь, когда тут никого нет, я ничего не говорю, ничего не делаю, ничего не хочу». Это было ленивобеспечное счастье любви.

Весной, до этой любовной связи, он напечатал восточную сказку «Гяур», единственная его работа после «Чайльд Гарольда». В первой версии «Гяур» была довольно посредственной поэмой — воспоминания, вывезенные из Афин: история одной женщины, которую турки хотели бросить в море за измену мужу. Осенью он в течение нескольких дней, не отрываясь, приписал к ней пятьсот строф:

Все мысли, что живут во мне,
Леила, ныне все в тебе,
Мое богатство, преступленье,
Мое несчастье, исступленье,
Моя надежда вдалеке,
И все мое — здесь на земле.
Нет женщины другой на свете,
А коль и есть — не все ль равно…
Уж поздно — ты была и есть
Безумье сердца дорогое…

Но он знал, что это безумие не может продолжаться дольше. Леди Мельбурн, на этот раз действительно встревоженная, уверенная в том, что Байрон идет к гибели и ведет за собой сестру, умоляла его порвать эту связь. У него не хватало мужества. Августа провела с ним весь август. Расставаясь с ним в начале сентября, она была беременна.

XIX. БЛИЖНИЙ НАСЕСТ

Мое сердце всегда садится на самый ближний насест.

Байрон

В переписке с леди Мельбурн Байрон обозначал своих героинь буквами. Каролина была К., Аннабелла — «ваше А.», Августа — «мое А.», а иногда, когда нужно было соблюсти особую таинственность, обозначалась просто крестиком. Единственным желанием леди Мельбурн с тех пор, как совершился инцест, было желание, чтобы за этим опасным алфавитом последовало искупительное письмо. Но было ли это возможно?

Байрон — леди Мельбурн: «Я пытался, как только мог, одолеть беса, но результаты оказались ничтожными, потому что средство, которое раньше редко меня не выручало, на этот раз оказалось бесполезным. Я говорю о перенесении моих чувств на другую… Мне только что представляли прекрасный случай и не отнимали надежды. Я был полон благих намерений, но ощущение, что для этого нужно усилие, испортило все, и вот я снова — то, что вы знаете. Но так как я не привык щеголять перед вами своими мыслями на слезоточивый лад, не буду начинать этого и сегодня».