Молодая девушка вовсе не забыла Байрона. Во время своего пребывания в Лондоне она не сомневалась, что он ею интересуется, и не теряла надежды на то, что ей удастся его спасти; потом его скандальная связь с Каролиной заставила её отчаяться в этом. Вернувшись к родителям, она очутилась перед лицом неба и моря. Аннабелла любила бродить среди двух этих необозримостей. В мире, который Байрону представлялся таким жестоким, таким равнодушным к страданиям людей, она находила повсюду следы милосердия Господня! «Я чувствую себя благословенной, — писала она, — когда ощущаю благость моего создателя, и я смотрю на все окружающее с чувством глубокого счастья, думая, что это отец наш создал все эти блага». Она пыталась в своем дневнике дать портрет лорда Байрона. «Страсти руководили им с самого детства. Но среди склонностей его характера есть и такие, которые согласуются с христианскими принципами («Я люблю добродетели, которые мне недоступны»). Втайне он доступен всем человеческим чувствам, но по странной извращенности натуры — результат гордости — он старается скрыть лучшие черты своего характера. Когда гнев овладевает им, а он легко поддается ему, он становится злобным и способен ненавидеть с самым ядовитым презрением. Он чрезвычайно скромен с людьми, душевный склад которых внушает ему уважение, и с раскаянием признается им в своих заблуждениях». Она считала себя одной из тех, кто своим душевным складом внушал ему уважение. Он нравился ей, она чувствовала искушение, но сознавала опасность.
Байрон поступил неосмотрительно, выбрав в посредники леди Мельбурн, мнения которой не внушали Аннабелле доверия. В ответ на его предложение последовал вежливый отказ.
«Я сочла бы себя недостойной уважения лорда Байрона, если бы не сказала всю правду без обиняков. Думаю, что он никогда не сможет быть предметом той сильной привязанности, которая могла бы сделать меня счастливой в супружестве, и я была бы несправедлива по отношению к нему, если бы объяснила свой отказ каким-нибудь предлогом, который мог бы как-нибудь нечаянно удержать его при его настоящем мнении. По тем впечатлениям, которые я могла составить о нем по его поведению, я готова верить вашим свидетельствам в его пользу, и если я не склонна ответить на его привязанность, виной тому мои чувства, а не его характер. Вслед за этим признанием искренно сожалею о том огорчении, которое могу ему доставить. Предоставляю на его усмотрение решить, каковы будут наши отношения в дальнейшем». Короче говоря, она отказывалась выйти за него замуж, потому что, если верить ей, она его не любила. Приключение довольно-таки удивительное для автора «Чайльд Гарольда»…
XVII.
ПОДОБНО БОГАМ ЛУКРЕЦИЯ
Вначале деве мил любовник молодой,
А там сама любовь с отравой сладкой
Становится привычкой роковой
И впору ей, как старая перчатка.
Он уже давно перестал думать: «Ньюстед и я удержимся или погибнем вместе». Его долги достигали двадцати пяти тысяч фунтов. В сентябре 1812 года аббатство было назначено к публичным торгам. Верный Хобхауз был послан на аукцион и, по указаниям мистера Хэнсона, нагнал за главный участок цену до ста тринадцати тысяч фунтов, за второй — до тринадцати тысяч, что ему самому показалось очень забавно, так как у него в тот день при себе было ровно один шиллинг и шесть пенсов. Действительная продажа состоялась по соглашению после отдачи с торгов, и владение было куплено неким мистером Клауто-ном за сто сорок тысяч фунтов. «Я построил себе купальню и склеп — и вот теперь мне уже не придется лежать в этом склепе. Чудно, что мы не можем быть уверены даже в своей MOQDie». Байрон теперь был бы богатым человеком, если бы Клаутон заплатил, но новый владелец быстро сознался, что затеял сделку выше своих средств. Хэнсон, изворотливый и тонкий делец, предусмотрительно оговорил неустойку в случае, если сумма не будет выплачена полностью. Клаутону так или иначе грозило разорение, но пока обе стороны препирались, Байрон опять сидел без денег.
Он был приглашен на октябрь к новым друзьям своей славы — Джерсей и Оксфордом. Леди Джерсей была одной из тех женщин, которые пользуются таким успехом в свете, что добродетель их не подлежит сомнению из-за отсутствия у них свободного времени. Она вносила жизнь всюду, где бы ни появлялась. У неё были волосы цвета воронова крыла, молочный цвет кожи, она всегда носила кораллы, и у неё не было других недостатков, кроме говорливости, которой славилась. Её друг Грэнвиль прозвал её Тишина и удивлялся, как это она ухитряется находиться одновременно и у себя в доме, и во всех чужих домах сразу. Байрон говорил ей, что она портит свою красоту чрезмерной подвижностью: глаза, руки, язык — все находилось в движении сразу. Он провел у неё в Миддлтоне, выражаясь его собственными словами, «неделю целомудрия».