Читаем Дон Жуан, или Жизнь Байрона полностью

Эта история разнеслась по всему Лондону. Сам принц-регент вызвал к себе леди Бессбороу и сказал ей, что он всех их считает ненормальными — обеих матерей и дочку, и что лорд Байрон околдовал всю семью. В частности, он считал совершенно недопустимым это совещание мамаш с любовником: «Ничего подобного я в жизни не слышал. Брать матерей в наперсницы! Что бы вы подумали, если бы я когда-то выбрал в наперсницы леди Спенсер (мать леди Бессбороу)?» Леди Бессбороу это показалось так забавно, что она, несмотря на всю серьезность темы, не могла удержаться от смеха.

Мать, свекровь, любовник, муж — все теперь умоляли Каролину покинуть Лондон. Байрон говорил, что она своим упрямством показывает свой безвольный эгоизм. Она не соглашалась, несмотря на то, что Байрон отказался бывать у нее; здесь, по крайней мере, она могла видеть его хотя бы случайно где-нибудь в гостиной и на другой день писать ему, как он прекрасен:

«Как вы бледны, это красота смерти или белой мраморной статуи, — бледность, с которой ваши брови и волосы составляют такой контраст! Когда я смотрю на вас, мне всегда хочется плакать; если бы какой-нибудь художник мог бы запечатлеть для меня ваше лицо таким, каково оно на самом деле, я бы отдала ему все, что у меня есть в мире».

Трогательное письмо, но какое человеческое существо трогается страстью, объектом которой оно является?

Наконец она согласилась уехать с леди Бессбороу. Байрон вздохнул с облегчением. Это была его первая авантюра со светской женщиной; опыт показался ему отвратительным. Любовница, жадно посягавшая на время и мысли, только ожесточила его. Она же, отдавшись чувству с неосторожным, но самоотверженным порывом, вышла из этой истории разбитая, обессиленная. Её двоюродная сестра, которая встретила их, когда мать и дочь приехали в Ирландию, писала:

«Тетя выглядит хорошо, но бедняжка Каролина ужасно; она так исхудала, что это одни кости да кожа, и только глаза горят лихорадочно… Мне кажется, она в состоянии, очень близком к помешательству, а тетя говорит, что временами она бывает совершенно сумасшедшая».

Между тем Байрон писал леди Мельбурн:

«Дорогая леди Мельбурн, я думаю, что вы уже слышали и не огорчитесь услышать еще раз, что они обе благополучно прибыли в Ирландию и что море катит свои волны меж вами и одним из предметов ваших забот; другой, как видите, еще не очень далеко. Вы, вероятно, не огорчитесь услышать, что я от души желаю, чтобы все это кончилось, и что уж, конечно, не я буду начинать снова. И это не потому, что я люблю другую, а потому, что мне довольно самой любви; мне надоело играть дурацкую роль, и когда оглядываюсь и вижу, сколько потерял времени, как разрушились все мои планы на прошлую зиму, я становлюсь тем, чем мне следовало быть уже давно. По привычке, правда, влюбляешься как-то автоматически, как плаваешь. Когда-то я очень любил и то, и другое, но теперь уже больше не плаваю, разве только, если упаду в воду, и не влюбляюсь, если меня не принуждают к этому почти насильно».

* * *

Действительно ли он избавился от своей возлюбленной? Она писала из Ирландии угрожающие письма; напоминала, что ей нужно «только восемь гиней, почтовую карету и лодку», чтобы очутиться в Лондоне. Байрон считал, что если она решится на скандал и бросит мужа, он «по долгу чести» вынужден будет бежать с ней без всякой любви. В ужасе от этой перспективы он старался сочинять ей послания, достойные Великого Кира; он готов был сколько угодно объясняться ей в любви, лишь бы не видеть. Леди Мельбурн, обсуждавшая эту историю с полнейшим хладнокровием, как если бы между двумя врачами шла речь о выборе наилучшего лекарства, считала ласковое обращение Байрона опасным:

«Поймите меня хорошенько, я не желала бы ни за что на свете, чтобы вы проявили к ней какую-нибудь жестокость или сказали бы ей что-нибудь обидное. У меня нет ни малейшего намерения давать вам подобные советы. Всякое проявление доброты с вашей стороны было бы желательно. Но если вы принесете себя в жертву, это будет не доброжелательность, а романтика, которая приведет к несчастью и катастрофе. Если небольшая доза холодности в настоящий момент может помешать такой развязке, это, на мой взгляд, было бы прекрасным доказательством доброты, которая, причинив ей маленькое огорчение сейчас, спасет от полной гибели. Я должна прибавить, что вы, на мой взгляд, чересчур склонны считать одного себя виновным — она не невинная девочка. Она достаточно знала, чтобы быть настороже, и её нельзя считать жертвой». И опытный эксперт легковерности мужчин, леди Мельбурн заключала: «Если бы она думала, что её друзья меньше интересуются ею, имелось бы больше шансов на то, что она увлечется какой-нибудь новой фантазией. Исходя из всего этого, мне кажется, лучшее, что вы могли бы сделать, это жениться, и, по правде сказать, я не вижу для вас иного способа выпутаться из этой истории».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии