– Что это за место? – Я не замечаю, как шепчу.
Ответ Морргота отдается дрожью в моем сознании, его голос глубокий и тихий, как кирпич, брошенный в спокойную воду.
Я перекатываю незнакомые слова на языке.
– Что означает «ронок биу»?
– Кто из Реджио построил его? И почему я никогда о королевстве не слышала?
Мой взгляд пробегает по каждому древнему изгибу и острому краю, скользит вниз по гладкому блеску колонн. Должно быть, оно принадлежало одной из ранних правящих династий, тем людям, которые считали себя королями, хотя вели себя как дикари.
Чем дальше мы поднимаемся, тем сильнее дует ветер, его вой такой яростный, что у меня по всему телу бегут мурашки.
– Оно все еще обитаемо?
Это объясняет скопление грязи и ощущение запустения. Это также объясняет, почему нет лестниц либо стремянок или чего-либо еще, чтобы попасть в город. Если только лестница не спрятана внутри колонн. Пока копыта Фурии стучат по дороге, я изучаю колонны в поисках потайной дверцы, но не вижу ни единого паза.
А потом я отвлекаюсь, потому что солнце встает прямо между колоннами, ослепительная сфера оранжевого, красного и золотого цвета. Я знакома с красотой и солнцем, и все же зрелище настолько великолепное, что у меня снова отвисает челюсть.
Я оглядываюсь через плечо на сырую, покрытую мхом стену, на которую я смотрела несколько дней подряд. Как высоко мы забрались. Высота объясняет более низкие температуры и то, почему у меня закладывало уши по меньшей мере четыре десятка раз с тех пор, как я очнулась от дремоты верхом на Фурии.
Расправляя плечи и вытягивая шею, я перевожу взгляд с заброшенного дворца на ворона, чьи глаза наконец устремлены куда-то, кроме моего лица.
– Неужели Реджио не знают об этом месте?
– Похоронили? Ты хочешь сказать?.. – Мой голос тонет в песне ветра, треплющего волосы и покрывающего льдом высохший пот.
– Почему?
Я хмурюсь:
– Я не уверена, что понимаю.
– А как сюда проникали прежние обитатели?
Я вытягиваю шею и выдыхаю:
– Летать? – Никто, даже воздушные фейри, не может левитировать, а тем более путешествовать, не касаясь ногами земли. – Люди когда-то могли летать?
Морргот не отвечает, просто взмахивает крыльями, чтобы подняться выше, не сводя глаз с этого заброшенного города.
– Ты говоришь не о людях, не так ли? Это был твой…
После этих слов Морргот одаривает меня косым взглядом, явно не одобряя причисления к животным. Я бы фыркнула, если бы тоска не перекатилась с него на меня.
С каждым часом я все больше прислушиваюсь к чувствам ворона. Точно так же, как я могу чувствовать боль Минимуса, теперь я могу чувствовать боль Морргота.
Я и моя странная связь с животными…
Я глажу Фурию по шее, пытаясь понять его, но разум и сердце коня остаются непроницаемыми, что только подпитывает тайну моего отношения с животными.
Меня осеняет мысль. Что, если логово, в котором обитает Минимус, так же великолепно, как это гигантское скалистое гнездо? Что, если, подобно воронам, он и его собратья построили подводную империю?
Я собираюсь спросить Морргота, но в этот момент он распадается на двух воронов. Я пугаюсь так же, как и в тот раз, когда два его ворона стали одним.
Мой пульс учащается, когда я слышу тихий, текучий шум… воды.
Тропинка, по которой мы ехали, сужается и становится мельче. Фурия останавливается, фыркает, затем ступает на влажный камень.
– Что он…
Прежде чем я успеваю закончить вопрос, конь пятится, а затем переходит в галоп, из-за чего я прижимаюсь к его шее всем телом.
Он собирается прыгать!
И снова мы мчимся к стене, только на этот раз нам некуда свернуть. Он прыгает, и мое сердце подпрыгивает в такт с ним. Я не дышу, пока Фурия не преодолевает каменное препятствие высотой с него и его копыта не стучат по эспланаде[57]. Как и колонны, земля гладкая и блестящая, как лед, и преломляет каждый лучик солнечного света.
– Ты сумасшедший зверь. – Я глажу Фурию по шее, он останавливается и издает удовлетворенное ржание.