Дом железных воронов

Как бы глубоко я ни восхищался твоим характером, Behach Éan, сейчас лучше обуздать его, или отвлекающий маневр, который я устроил, окажется напрасным.

Я подпрыгиваю при звуке голоса Морргота. Хочется придушить ворона за то, что он бросил меня в этом гнезде остроухих гадюк – приношу извинения змеям всех королевств, – а потом поздравить с тем, что его уловка сработала.

Ты не мог выбрать другое животное? То, которое не связано со мной? Приказал бы термитам прогрызть древесину.

– Дайте ей соль! – кричит Ксема.

– Предательница! – одновременно с ней орет попугай.

Он первое живое существо, которое мне не нравится, я бы с удовольствием скормила его Минимусу.

Данте выуживает табакерку из кармана брюк, открывает ее и протягивает мне.

Не отрывая взгляда от Ксемы и ее неотесанного питомца, я хватаю коробку и зачерпываю чуть ли не горсть, чтобы никто не мог обвинить меня в том, что я съела слишком мало кристаллов. Я давлюсь, но сглатываю.

И тогда я заявляю громко и четко:

– Я не устраивала нападение на королевскую гавань. Я не могу управлять змеями.

Глаза расширяются, рты тоже. Я поставила их всех в тупик.

Я вглядываюсь в их растерянные лица:

– Еще вопросы? Готова дать правдивый ответ, пока я под клятвой.

Ксема и Домицина явно не верят мне, а вот Данте и Марко опускают свои острые взгляды. Это всего лишь затишье перед штормом, который рано или поздно обрушится на меня, но тем не менее это затишье.

– Что они забрали в Изолакуори? – Костяшки пальцев Марко белеют на рукояти кинжала, пристегнутого к поясу.

– Согласно спрайтам, посланным командующим, они проникли в тронный зал и потушили вечное пламя.

Марко резко втягивает воздух, как будто стражник объявил, что весь замок разрушен.

– Что-нибудь еще? – спрашивает Данте.

– Это все, Altezza, – говорит второй охранник, вытирая лоб.

Марко брызжет слюной.

– Что-нибудь еще? – Дым струится от его золотой парчовой туники. И от сжатых костяшек пальцев тоже.

Он не ворон, так что, как я понимаю, он не превратится в бесформенный сгусток.

Сгусток?

Я улыбаюсь реакции Морргота. Пока не вспоминаю, что он может буквально читать каждую мою мысль.

– Это прямая атака на корону! – Несмотря на то что Данте стоит между нами, тепло, исходящее от монарха, пропитывает мою кожу. – Юстус, готовь корабль! Мы уплываем вечером. Я своими руками выпотрошу крыс-предателей, затем сожгу их туши, а пепел развею по Ракоччи.

Я непроизвольно стискиваю руки. План возмездия неоправданно жесток. Я смотрю на Данте, мечтая, чтобы он образумил брата, обуздал его жажду убийства, напомнил бы, что потушить огонь – оскорбление, это правда, но вряд ли стоит того, чтобы лишать за это жизни.

Марко бросается к двери, но останавливается, услышав «Maezza», негромко брошенное стражником.

– Что? – рявкает он.

Роберто увлеченно рассматривает свои покрытые песком ботинки.

– Никого не поймали.

Я почти падаю в обморок от облегчения.

– Что значит «никого не поймали»? – огрызается король.

– Они сбежали.

– Кого ты, Котел возьми, оставил отвечать за мое королевство, Данте?

Данте сжимает челюсти.

– Как я уже говорил, я оставил командора Дардженто за главного.

Марко поправляет корону на вспотевшем лбу.

– Дардженто – кретинский импотент.

Я никак не ожидала, что в чем-либо соглашусь с королем, но тут полностью согласна.

– Я надеюсь, ты счастлив. – Марко тычет Данте в грудь, и от белой рубашки вьется дым. Он хватает брата за воротник, притягивает к себе, пока его рот не оказывается на одном уровне с ухом Данте, и шипит слова, которые я не могу разобрать. Ткань рубашки принца обугливается. – Скажи моей невесте, что я возвращаюсь домой, чтобы мое королевство не попало в руки идиотов. – И затем он вылетает за дверь, Юстус и стража следуют за ним тенью.

Идиот, о котором он говорит, это его брат или Сильвий?

Я все еще злюсь на Данте, но не могу удержаться, чтобы не тронуть его за руку:

– С тобой все в порядке?

Он сердито смотрит на меня, как будто это я подпалила его рубашку, затем устремляется вперед, к толпе празднующих. Его перехватывает молодая женщина с белой, как снег, кожей и в платье, которое кажется сотканным из снежинок.

Она касается его запястья, поднимая на Данте глаза, такие же серебристые, как ее платье. Хотя его ноздри все еще раздуваются, он не отшатывается от ее прикосновения. Она спрашивает его о чем-то, я не слышу ни слова из-за громкой болтовни, но замечаю, как вздымается его грудь.

Она касается его щеки рукой в перчатке, и хотя он ловит ее запястье и отводит ее ладонь, ревность охватывает меня. Ее взгляд скользит мимо Данте и останавливается на мне. Мы с Алёной не знакомы, и все же мы явно знаем друг о друге.