— А в бочке той — сплошные паральты! Просто чудо, как они не покусали Нока. Откуда эти гады взялись в таком количестве? Ну, тут все очень просто: начиналось сухое время года, паральты торопились в море, и все речное устье буквально кишело ими… Словом, змеи оказались во всех бочках!
Ни о каком сражении с картулианцами не могло быть и речи. Флот повернул обратно, к Напанским островам. К тому времени, когда они туда добрались, Нок потерял половину своих людей. Все шесть кораблей нагрузили приношениями Д’реку — Червю Осени, — после чего продырявили их и потопили. А Ноку пришлось ждать ровно год, чтобы разбить хлипкий картульский флот. Через два месяца остров Картул был завоеван.
Струнка снова замолчал. Видя, что кто-то из слушателей раскрыл рот, сапер качнул головой.
— Погодите. Я еще не закончил говорить… Вот такая история о том, как можно все испортить. Сражаясь со знамением, его не одолеешь. Чтобы победить знамение, нужно сделать обратное — поглотить его целиком.
Замешательство было недолгим. Первым сообразил Геслер: он широко улыбнулся, продемонстрировав белые ровные зубы.
Струнка медленно кивнул и заключил:
— Если мы не совладаем с этим знамением, не отнимем у него силу, — грош нам цена. Да и всей армии — тоже… Капитан говорил, что поблизости есть разрытое кладбище. Идемте, ребята, и посмотрим, чем там можно разжиться. Прямо сейчас и пойдем… Да, забыл сказать: все, я закончил говорить.
— Мы выступаем через два дня! — объявила адъюнктесса.
«Если только за это время не случится еще чего-нибудь», — добавил про себя Гамет.
На скамье у стены сидели Нихил и Бездна. Юных колдунов и сейчас еще трясло. На бледных лицах застыл ужас.
Мир был полон загадок. Гамет не раз ощущал на себе их ледяное дыхание. Отзвук некоей силы, явно принадлежащей не богам и при этом неумолимой, словно законы природы. Кость в детской ручонке вовсе не была призвана запугать солдат и офицеров, но, скорее, служила предупреждением. По мысли Гамета, императрице следовало бы немедленно распустить Четырнадцатую армию и на ее месте создать новую, основное ядро которой состояло бы не из новобранцев. Да и двенадцати тысяч рекрутов явно недостаточно. Нужно еще столько же, притом лучше обученных. Все свидетельствовало о необходимости отложить поход на год.
Когда Тавора вновь заговорила, ее слова показались Гамету эхом его собственных мыслей. Адъюнктессе не было свойственно расхаживать взад-вперед, однако сейчас она изменила своей привычке.
— Мы не можем позволить, чтобы Четырнадцатая армия еще до выступления из Арэна ощущала себя разбитой. Если такое случится, Семиградье окажется для нас потерянным. Уж лучше погибнуть, сражаясь в песках Рараку. Там мы уничтожим хотя бы часть сил Ша’ик.
«Сейчас она скажет, что поход откладывается».
— Но и задерживаться в Арэне больше нельзя. Неопределенность лишь расхолаживает армию. Особенно новобранцев. Я настоятельно прошу каждого из кулаков собрать всех своих офицеров, начиная с лейтенантов. Объявите им, что я начиная с сегодняшнего вечера лично побываю в каждой роте. Я нарочно не говорю, в каком порядке стану проверять боевые подразделения. Пусть все пребывают в постоянной готовности. Всем бойцам, за исключением караульных, находиться в казармах. Особое внимание обратите на бывалых солдат. Они наверняка захотят отметить начало похода разудалыми попойками. Вас, кулак Баральта, я попрошу связаться с Орто Сэтралом. Велите ему собрать отряд «красных клинков». Пусть наведаются к маркитантам и изымут у них всю выпивку, дурханг — словом, все, что одурманивает разум. Возле лагеря торговцев выставить караул… Вопросы есть, господа? Если нет, тогда все свободны. Гамет, пошлите за Ян’тарь.
— Слушаюсь, госпожа адъюнктесса.
«Где же твоя всегдашняя осторожность, Тавора? Раньше ты никогда не произносила при посторонних имя своей изнеженной возлюбленной. Правда, о Ян’тарь и так все давным-давно знают. И тем не менее…»
В коридоре Блистиг, переглянувшись с Баральтой, вдруг схватил Гамета за плечо.
— Идемте с нами. Надо поговорить.
Заметив это, Нихил с Бездной поспешили скрыться.
— Уберите руку, — негромким голосом попросил Гамет. — Я пока еще могу ходить без посторонней помощи.
Блистиг подчинился.
Они нашли подходящее помещение, где можно было уединиться: судя по крючьям, висевшим вдоль стен, — кладовую. Сейчас крючья были пусты, но в воздухе сохранялся запах пчелиного воска.
— Пора уже назвать вещи своими именами, — начал Блистиг, едва они затворили за собой дверь. — Вы прекрасно знаете, Гамет: через два дня легионы не будут готовы выступить. Мы вообще не можем отправляться в этот поход. В худшем случае мы получим бунт, а в лучшем — повальное дезертирство. С Четырнадцатой армией все кончено.
Гамету показалось, что Блистиг даже рад этому: вон как довольно поблескивают глаза. У Гамета внутри все аж закипело. Однако он усилием воли подавил обуревавшие его чувства.
— Малыш с костью в руке — это ваша с Кенебом затея? — спросил он, глядя прямо в глаза бывшему командиру Арэнского гарнизона.
Тот вздрогнул, как от пощечины. Лицо его помрачнело.