Дом Цепей

Построение Восьмого легиона грозило обернуться срывом. Разъяренные, охрипшие офицеры отчаянно пытались хоть как-то совладать с четырьмя тысячами солдат. В пыльном воздухе подбитыми птицами мелькали сотни копий, на которых играло нещадно палившее солнце. И все это — на глазах у адъюнктессы Таворы, пожелавшей произвести смотр.

«Какой позор!»

Кулак Гамет стоял сзади и в полном отчаянии взирал на адъюнктессу. Горячий ветер нес клубы пыли, швыряя их Таворе в лицо. Иногда пыльная завеса целиком скрывала ее. Но адъюнктесса словно бы не замечала ни ветра, ни жары. Она стояла не шевелясь, как и подобает командиру.

Редкий полководец оказывался в таком положении, ощущая свое полное одиночество и бессилие.

«И что хуже всего — это мой, Восьмой легион, — думал Гамет. — Я же знал, что смотр начнется именно с него. Но, честное слово, никак не думал, что этих охламонов толком не научили даже строиться».

Гамет порывался взять командование легионом в свои руки, однако Тавора велела ему стоять на месте. Возможно, уберегала от унижения, решив принять все на себя. По щекам старого солдата катились слезы. Ему было горько и стыдно.

«А каково сейчас ей?»

Арэнский парадный плац с плотно утоптанной, почти белой землей вмещал шесть тысяч солдат в полном боевом облачении, оставляя командирам достаточно места для управления своими полками и необходимых маневров. Адъюнктесса Тавора намеревалась устроить отдельный смотр каждому легиону Четырнадцатой армии. Восьмой легион Гамета прибыл с опозданием на два часа. Беспорядочная толпа скорее напоминала бунтовщиков из крестьянского ополчения, чем имперских солдат. Из четырех тысяч голов начисто выветрились все уроки сержантов-наставников, и теперь горстка офицеров буквально сбивалась с ног, пытаясь хоть как-то совладать с человеческим стадом. Судя по выражению лиц новобранцев, те искренне не понимали, зачем их сюда привели и чего от них хотят.

Гамет отыскал глазами капитана Кенеба, которого Блистиг любезно передал ему для командования Девятой ротой. Держа меч плашмя, Кенеб пытался выстроить первый ряд по прямой линии. Однако стоило ему отойти, как прямая тут же искривлялась под напором бойцов из задних рядов. Помогавшие Кенебу капралы и сержанты — все опытные старые солдаты — аж покраснели от натуги. Пот струился у них из-под шлемов.

Позади Гамета стояли командиры двух других легионов, а также виканские дозорные под командованием Темула. Здесь же находились и Нихил с Бездной. Адмиралу Ноку повезло: его флот уже отплыл из Арэна.

Невзирая на жару, Гамета трясло. Его обуревали противоречивые чувства. Больше всего ему сейчас хотелось скрыться куда угодно и увести с собой адъюнктессу. Разумеется, это желание было неисполнимым. Тогда хотя бы не маячить позади Таворы. Ослушаться приказа и встать рядом, приняв часть позора на себя.

Кто-то подошел к Гамету сбоку; на землю около него тяжело плюхнулся кожаный мешок. Кулак обернулся и увидел какого-то коренастого солдата в поношенном армейском головном уборе. Поверх ветхой, выцветшей формы была надета едва ли половина амуниции, полагающейся военному моряку. Знаки отличия полностью отсутствовали. Лицо солдата щедро покрывали оспины и шрамы. Глаза равнодушно взирали на выверты новобранцев.

Посмотрев назад, Гамет заметил дюжину таких же потрепанных воинов обоего пола. Их доспехи напоминали лачугу, слепленную из всего, что попалось под руку. Полного набора малазанского оружия не было ни у кого.

— Откуда вы явились? — спросил кулак у коренастого.

— Прощения просим. Запоздали немного, — без всякого почтения ответил тот. — А может, и в самый раз подоспели.

— Как это понимать — «запоздали»? Из какого взвода будете? Какого полка?

— Из такого и сякого, — ухмыльнулся солдат. — А по правде говоря — прямехонько из Арэнской тюрьмы. За что нас туда упекли? Известное дело — ни за что. Ну, да это уже в прошлом, господин командующий. Вижу, вам нужно утихомирить этих зеленых юнцов? Могу подсобить.

— Если ты сумеешь это сделать, солдат, я дам тебе в подчинение взвод.

— Ну, это вряд ли получится, командир. Я тут прибил одну унтскую гниду. Из благородных. Мерзавца звали Ленестро. Вот этими самыми руками свернул ему шею.

Из пыльного облака вынырнул какой-то взмыленный сержант, устремившись прямиком к адъюнктессе. Гамет замер. Ему вдруг показалось, что сержант спятил и, чего доброго, сейчас полоснет Тавору своим коротким мечом. Однако воин убрал оружие в ножны и о чем-то заговорил с адъюнктессой.

Нужно было принимать решение.

— Пошли со мной, — велел Гамет коренастому.

— Слушаюсь, господин командующий, — растягивая слова, ответил тот и нагнулся за своим мешком.