Дом проклятых душ

– Да, – кивнул Жука. – Я тоже случайно – правда, на машине ехал. Не сразу сообразил, куда угодил. Понял только, когда увидел дом, которого в нашей с тобой деревне не было, но о котором в нашей семье какие-то страхи рассказывали, будто там давным-давно какой-то колдун Донжа кровь проливал, видеть его никто не видел, но прадед мой, Василий Алексеевич Жуков, его упорно искал, за что его в деревне многие сумасшедшим считали. А потом он пропал, и дед мой, сын Василия Андреевича, был убежден, что в том доме Жуков и пропал. Я дом сразу увидел, взорлил, так сказать, душой, сунулся туда и… и тоже чуть не пропал. Пока выход нашел, много ужасов навидался и многое понял. В том числе и то, что и в доме с петухом, и в развалюхе на Почтовом съезде, которая с ним смыкается, искажены все физические законы, касающиеся времени и пространства. Я не сразу сообразил, как там надо себя вести. Да и в самой этой Завитой были проблемы…

«Скажет он, что там нельзя ни есть-пить ничего, ни говорить с местными? – затаила дыхание Маша. – Он не может этого не знать! Не зря же таскал с собой пакеты с едой и с водой. Я-то думала, Горностаю, а ведь, пожалуй, себе. И рот замыкал, стоило что-то неосторожно сказать… Это ведь то самое замыкание рта на замок, о котором меня предупреждала Марусенька! А его кто предупредил? Фирочка… или Глафирочка? «Она такая же, как я, только глаза желтые», – как говорила опять же Марусенька…»

Нет, Жука ни слова не сказал ни о еде-питье, от которых в Завитой следовало непременно воздержаться, ни о необходимости молчать.

Может быть, забыл?

Может быть… Но, конечно, следовало предполагать, что он не станет выворачивать перед Машей душу. Да Жукина душа, собственно говоря, мало ее интересовала! Она с трудом удерживалась, чтобы не спросить про Ивана Горностая, и подозревала, что Жука это прекрасно понимает, а потому будет тянуть время. Он еще в детстве славился своей способностью мотать нервы, разжигая интерес к какой-нибудь пусть и несущественной для взрослых, но весьма значительной для ребятишек тайне. С годами, надо полагать, эти способности у него только окрепли.

Однако немедленно выяснилось, что Жуку Маша недооценила. Или переоценила – но не суть важно.

– Судя по твоему расплывчатому взгляду, ты ничего не понимаешь в том, что я рассказываю, – проговорил он с ноткой жалости. – Да и ладно, я не ждал твоего понимания, у тебя с абстрактным мышлением всегда были проблемы. Впрочем, все вы, женщины, одинаковы. Вам нужна конкретика! Ну так вот тебе конкретика. Исходные данные таковы…

Тут Жука вновь сам себя прервал, и в глазах его сверкнуло подозрение:

– Кстати, ты видела на стене такую надпись странную? Красные буквы? Прочитала ее? Поняла?

Слишком острый взгляд. Слишком напрягся вдруг Жукин голос…

Сказать правду? Похвастаться своей догадливостью?

Нет уж. Пока нет. Может быть, потом.

А может быть, никогда.

– Видела какую-то надпись у двери, но читать эту абракадабру мне было некогда, – равнодушно сообщила Маша.

Нет, ну в самом деле – абракадабра. «На две его головы»! Ну и что это может значить?!

А ведь похоже, Жуке это известно, и это имеет для него немалый смысл.

– Ну и правильно, – с плохо сдерживаемым облегчением кивнул Жука. – Абракадабра и есть, нечего на нее время тратить! Но слушай дальше. Около трехсот лет назад человек по имени Иван Горностай в доме с петухом на крыше спрятал сундук с золотом. И не таращись так на меня, а то глаза выскочат и убегут. Золото существует, я знаю, где оно находится! Я видел сундук, в котором оно лежит. Но оно заговорено. И открыть сундук может только второй Иван Горностай – потомок того самого Горностая, который этот клад спрятал.

Маша молча смотрела на Жуку, от всей души надеясь, что ее лицо не выражает ничего, кроме глупейшего из недоумений, а взгляд по-прежнему «расплывчатый».

А на самом деле она вдруг все поняла…

Все поняла, и смысл «абракадабры» открылся ей так же ясно, как если бы его разъяснил Маше сам Горностай: тот, первый, приснившийся, тот, в красной рубашке, затекшей кровью, тот, с золотой серьгой в ухе, – тот, первый, который произвел на нее такое потрясающее впечатление.

Во-первых, она непостижимым образом вдруг поняла, что Жука врет: не прятал Иван Горностай золото! Спрятал его кто-то другой: очевидно, тот самый Донжа, о котором говорили Иван и Марусенька, а потом упомянул и Жука. Этот Донжа, конечно, и убил пленника, оставив потом голову Горностая охранять сокровище.

Но это одна голова – а ведь нужна еще и вторая!

«На две его головы!» Чтобы добыть клад, Жука должен исполнить заклятие…

Курс «Устное народное творчество» был одним из любимейших Машей предметов, когда она училась на филфаке. Заговорам и заклятиям в нем уделялось немалое внимание! В том числе заклятиям кладов…

Ясно, зачем Жуке второй Иван Горностай, который лежал связанный, измученный голодом и жаждой. Ясно, что его ждет, как только Жука сломает его сопротивление!

Две головы его – это две головы Горностая. Вернее, головы двух Горностаев!