Дом проклятых душ

– Да мне все равно, что с ним будет, – пробормотала Маша с внезапным приступом ненависти, не вполне понимая, к кому эту ненависть испытывает: к Жуке или к Ивану Горностаю, которого будет намыливать в бане какая-то Фирочка. – Увидела, что человек чуть жив, вот и решила ему помочь.

– Человек? – ухмыльнулся Жука. – Да разве он человек? Он же…

– Памятник? – съехидничала Маша, вспомнив классику советского кино.

– В некотором роде, – проговорил Жука задумчиво. – Хотя я бы точнее выразился: он не памятник, он артефакт.

И он расхохотался, захлебываясь от какой-то лишь ему понятной радости.

Именно тогда впервые и мелькнула у Маши мысль, что Жука ненормальный…

Однако в следующую минуту он оборвал смех, и голос его зазвучал вполне обыденно, хотя говорил он о чем-то совершенно несообразном!

– Только не спрашивай сейчас ни о чем – потом все расскажу, – сказал Жука, пропуская Машу первой в сени, плотно прикрывая за собой дверь, а потом снова проходя первым. – Это долгая история, а время поджимает. Ты еще мало о здешних местах знаешь, а войти сюда и выйти отсюда не всегда можно. Промедлишь – потом сутки здесь ждать придется, и неведомо, что с тобой за эти сутки случиться может, куда тебя здешними сквозняками занесет. Поверь: ночевать в этом доме – последнее удовольствие. Мотаются тут всякие… заблудившиеся в пустотах! Дорогу назад ищут, да только черта с два ее найдешь!

«Пугает, – твердо сказала себе Маша. – Он меня просто пугает!»

Однако слова о том, что дороги назад не найдешь, заставили ее вспомнить про помаду.

Выдернула ее из кармана куртки, привычным движением сорвала крышечку и чиркнула темно-красным стерженьком по стене рядом с дверью, к которой направлялся Жука. Помада была мягкая, Маша подумала, что надо бы полегче на нее налегать, иначе надолго не хватит, но тут Жука обернулся и насмешливо покачал головой:

– Зря стараешься. Это бесполезно. Посмотри.

Маша взглянула на то место, где должен был остаться след помады, да так и ахнула: его и в помине не было! Он исчез!

Да нет, наверное, Маша не туда смотрит… Она принялась растерянно оглядываться.

– Глазам не веришь? – хмыкнул Жука. – Попробуй еще раз, хочешь?

Маша чиркнула по стене так, что стерженек помады расплющился. Вот она, темно-красная «птичка», – и в следующий миг она исчезла, словно растворилась в грубо отесанной доске. Вдруг вспомнилось: точно так же исчезали в пыли следы черной козы – Марусеньки…

– Вот видишь, – сочувственно вздохнул Жука. – Знаешь, сколько я тут блуждал, сколько раз был на грани сумасшествия, потому что все следы, которые оставлял, немедленно исчезали! Думал, никогда не выберусь. И только когда нашел в этом гробу дневник прадеда моего, Василия Жукова, исчезнувшего еще в тысяча девятьсот тридцать шестом году, понял, как находить дорогу. На самом деле все комнаты снабжены указателями. Надо только уметь их находить…

Маша оглянулась, но перед глазами все плыло, а в ушах звенело: «Нашел в этом гробу дневник прадеда моего, Василия Жукова, исчезнувшего…»

В каком гробу?! Какой дневник?! И как Жука понял, что это дневник его прадеда, если сам прадед исчез?!

– Не трать зря время, все равно сама, без моей подсказки, ничего не увидишь и не поймешь, – с некоторой жалостью в голосе бросил Жука.

Они прошли еще несколько дверей и комнат, прежде чем Маша хоть как-то собралась с мыслями.

– А приходил ты ко мне ночью зачем? – спросила, чувствуя, что зуб на зуб не попадает.

– Да хотел проверить, дома ты или нет, – пожал плечами Жука. – Неужели непонятно? А ты, выходит, не спала, зараза? Чего ж не откликнулась?

– Испугалась, – честно призналась Маша. – Я ведь тебя видела в Завитой… в джипе, с этим обрезом, из которого ты по людям стрелял. Вот и испугалась. Откуда мне было знать, что у тебя на уме?

– Ну, когда я твой рюкзак нашел, я так и понял, что ты там была и меня видела, – ухмыльнулся Жука. – А тебе удалось увидеть, что я кого-то из этих… не знаю, как их назвать, местных бесплотных обитателей! – убил или ранил?

– Нет, – опять же честно призналась Маша. – Но я-то не бесплотная. Потому и испугалась.

– Испугалась, но все же опять сюда потащилась, – укорил Жука. – Но я тоже дурак. Надо было снова дверь забить после того, как прошел сюда утром.

– Какую дверь? Какими гвоздями? – удивилась Маша – она надеялась, что удивилась очень натурально.

– Да это так, фигура речи, – буркнул Жука, а Маша поняла, что это была проверка.

Надо ухо востро держать с этим «другом детства»!

Тем временем они прошли через еще одну дверь – и Маша с облегчением перевела дух.

Та, первая, комната! Вон у двери знакомая надпись, которая уже не кажется такой страшной, за окном заросли крапивы и полыни… Захотелось оттолкнуть Жуку, выбежать вон, броситься прочь, добежать до дому, забиться в самый укромный уголок, зажмуриться, уткнуться в колени, прижать к себе Маську – и забыть об этом доме, о Завитой, обо всем на свете, об Иване Горностае в том числе!..

Но при воспоминании об этом имени что-то укололо в самое сердце.