Дом проклятых душ

Маша смотрела, как он пьет, поддерживала его голову и наклоняла бутылку так, чтобы Горностай не захлебнулся. Мысли не было ни одной, даже привычной: «Этогонеможетбыть». Вернее, только это ощущение и владело ею сейчас. Но вот в сознание снова начали пробиваться вопросы: «А все-таки – где та женщина, с которой он говорил несколько минут назад? Или это говорил не он, а тот, другой Иван Горностай? Но с кем он говорил? Под пулю его подвела Марусенька – ведьма, для которой, надо думать, изготовить приворотное зелье – плевое дело, пусть для этого даже кошку черную придется сварить заживо!.. Нет, опомнись, это другой Горностай! Пропавший Ванечка! Как он угодил в Жукины лапы? Что-то Жука хотел от него узнать, но что?!»

Можно думать тысячу лет, но так и не найти ответов на эти вопросы. И нет у Маши в запасе этой тысячи лет. Надо уходить отсюда, возвращаться на Почтовый съезд. И уводить отсюда Ивана Горностая – Ванечку.

Тот наконец оторвался от бутылки, лег, чуть повернувшись, и из-под него выскользнул… Машин «Самсунг»!

Не веря глазам, Маша подняла его, осмотрела. На кожаном футляре какие-то ровные вмятины – да это следы зубов! Но не человечьих. Какого-то животного. Собаки? Козы?! Ну да, Марусенька в образе козы проникла сюда, принесла Ивану мобильник, а потом стала ему рассказывать, как варила любовные напитки, чтобы его в свою постель залучить!

Маша отмахнулась от очередной несообразности времени и пространства. Ладно, пусть это будут зубы Гава. Допустим, это пес притащил выпавший из рюкзачка Машин телефон Ивану Горностаю – Ванечке, который знает, как им пользоваться, ибо ответил на звонок Маши, а потом перезвонил ей. Звонил ли он куда-то еще, звал ли еще кого-то на помощь? Может, брошенную Ирочку звал?!

Этого пока не узнать – телефон не включается, явно разряжен. А может быть, отсюда с него можно было дозвониться только до Маши?..

Да, это еще один вопрос, на который, возможно, никогда не найти ответа. Однако Гав сейчас очень бы пригодился. Например, он мог бы перегрызть веревки, которыми связан Горностай… Может, умнейший пес где-нибудь под окошком лежит?

Маша подскочила к окну, глянула – и отшатнулась, увидев не улицу деревенскую, а точно такую же обшарпанную комнату с непременными беспорядочно накленными листами бумаги на стенах.

Как-то все это… странно! И пугает сильней и сильней! Надо спешить. Для начала развязать Горностая. А для этого Гав не нужен. Как могла Маша забыть: у нее ведь ножик есть!

Достала свой перочинный ножик и принялась пилить веревки. Это продолжалось невыносимо долго, и пальцы она смозолила и стерла, и ножик затупился, уж очень хороши были веревки… новенькие, будто только что из магазина! – но все же наконец удалось освободить от них Горностая.

Тот с наслаждением потянулся, приоткрыл затуманенные глаза, посмотрел на Машу, слабо улыбнулся и снова впал в забытье.

Ой нет, не время спать!

Кое-как Маше удалось растолкать его. Еще с большим трудом удалось поднять на ноги и заставить сделать несколько шагов. Может быть, Горностай и не вполне соображал, что делает, что происходит, однако все же пытался идти самостоятельно.

Они выбрались за дверь – и тут Маша обмерла.

Куда они попали, ради Господа Бога? Этой комнаты она не видела раньше. Не через нее проходила! Бревенчатые стены с повылезшей из пазов паклей, выбитое окно, впереди дверь, которая держится на одной петле и постоянно хлопает…

Возвращаться? Идти вперед?

Ну, потащились вперед. Внезапно ужасным порывом невесть откуда налетевшего сквозняка дверь сорвало с петель, и если бы Маша поспешила или Горностай шел более резво, их сбило бы с ног. Откуда-то донесся хлопок, а потом звон разбитого стекла. Это в той комнате, которая теперь открылась перед ними. Опять кое-как оклеенные бумагой стены. И еще одна дверь, до которой они добрели и в которую вошли.

Впереди появились полутемные дощатые сени, и у Маши дрогнуло сердце: а ведь именно через такие же сени она прошла когда-то из Завитой-второй в комнату, через которую потом выбралась на Почтовый съезд! Оглянулась – да, в конце сеней еще одна дверь. Наверное, сейчас надо идти туда! Наверное, там выход!

Горностай передвигался все медленней, вести его становилось все тяжелей.

– Еще чуточку, – прошептала Маша не то ему, не то себе. – Еще два шага – и мы дойдем до нормальной жизни.

Она толкнула дверь – и обмерла.

Ничего себе нормальная жизнь!

Деревенская комната с нештукатуренными бревенчатыми стенами. Большая печь, на ней пышет паром огромная кастрюля. На полу ведро с водой, ковшик в ней плавает, в углу лавка, над ней висит на гвоздике потертая телогрейка. Рядом в стену вбиты еще гвозди, на них еще какая-то одежда.

Маша обессиленно опустила Горностая на лавку, помогла прилечь.

Надо отдохнуть. Надо попить и собраться с мыслями.

– Воды дай… – прошелестел Горностай, и Маша метнулась к ведру. Зачерпнула в ковшик воды – да так и замерла.