Очнувшись, Тайлер ощутил на лбу теплую сухую ладонь. Ганконер слабо застонал и мотнул головой, пытаясь сбросить руку мужчины.
- Ну что ж, хотя бы жара нет, - констатировал знакомый низкий голос, и рука исчезла. Дон открыл глаза. Он лежал на кане, укрытый покрывалом из мягкой серой шкуры. Свет в комнате был приглушен, полог, отделяющий спальню от общего зала, - опущен. Дон медленно провел пальцами по лбу. Ментальные разрывы бережно затянуты и залечены, но шрамы от них еще остались, и Тайлер ощущал их. Тем не менее он чувствовал себя намного лучше, чем можно было предположить. Ганконер болезненно поморщился и приподнялся на руке.
- А где?..
- Тебя принес Вильнев. Заштопал и ушел за шефом. Девушка с братом в соседней комнате. Графа пришлось перенести в замок. Гарнитур в бронированной шкатулке стоит в сейфе внизу.
Аллен полулежал в кресле, опираясь острым локтем на мягкую спинку. Большие, кошачьего разреза глаза блестели в полумраке, как янтарные. Дон снова коснулся лба.
- Тебя никто не заставлял этого делать.
Юноша зыркнул на Дартмура исподлобья.
- Тебя тоже никто не заставляет смотреть видения, а потом плакать Ардену в жилетку.
- Один-один, - усмехнулся провидец. Пестрый клетчатый пиджак Тайлера, светлая кобура с пистолетом, ремень и галстук были небрежно брошены рядом с Алленом. Ботинки валялись около кана.
- Сколько сейчас?
- Примерно девять утра.
- И Вильнев еще не вернулся?
Аллен запрокинул голову на спинку кресла и промолчал. Дон сел.
- Как ты думаешь, я смогу почувствовать, что с ней?
- Возможно.
Опустив взгляд, Тайлер крутил расстегнутую пуговицу на манжете.
- И что же ты чувствуешь? - спустя несколько минут спросил провидец.
- Ничего.
- Не волнуйся - она-то вернется. Она всегда возвращается.
Ганконер поднял на него взгляд. Провидец уютно, как котенок, свернулся в кресле калачиком и смотрел на юношу большими мерцающими глазами.
- Почему мы должны это делать?
Аллен вопросительно поднял бровь.
- Почему должны убивать себя? Ради кого? Ради людей? Им же наплевать!
- Никто не принуждал тебя спасать девицу такой ценой. Ты мог бы стоять рядом и не вмешиваться, тем более, что знал, чем тебе это обойдется. Подождал бы, пока она умрет, да и все. Тебя не толкали под локти.
Дон уронил голову на руки. Аллен соскользнул с кресла и нежно провел ладонью по волосам, плечам, спине юноши.
- Я бодрствую ночами, - ласково прошептал провидец, - чтобы другие могли спать под сенью моих бдений. Мы делаем это не только ради души, правда же? Иначе ее не получишь. Без этой... готовности поступить так.
- Я не мог, - выдавил Дон. - Не мог просто стоять рядом.
- Это повторится еще не раз, ребенок. До тех пор, пока ты не можешь просто стоять и смотреть...
Аллен опустился на постель и подцепил подбородок Дона тонкими пальцами. В черных глазах юноши стояли слезы.
- Благие, Неблагие - это все глупости... Никто из нас не проклят с рождения. Но мы бодрствуем ночами, пока кто-то другой охотится в темноте, - Дартмур потянулся. - Охотиться или сторожить - выбирай сам.
Губы ганконера дрогнули.
- И всегда будет так больно?
- Пока жалеешь их - всегда.
- А как же душа? - тихо спросил Дон.
- Ты близко к ней.
- Я не об этом!
- А что душа? Думаешь, после этого все заканчивается? Отнюдь, - Аллен соскользнул с кана. - Только начинается. А за нее не волнуйся. Вернется. Еще никому не удавалось убить фату в ее доме.
***
"Ну что ж, хотя бы замок устоял", - меланхолично подумал Вильнев, почесывая львицу за ухом. Клодин смотрела на дом фаты в высшей степени неодобрительно. Клочья тумана ласкали острые шпили башен, скользили шелковыми лентами по балконам, верандам и галереям. В стеклянных стенах то и дело мелькали золотистые отсветы, свидетельствуя, что хозяйка в доме. Львица, вздернув губу, показала клыки и тихо порычала.
- Вы можете вернуться к Дону Тайлеру, - сказал Жан и направился к замку. - Он нуждается в утешении.
Хищница фыркнула и двинулась следом за сидом. Вильнев поднялся по ступенькам и, поразмыслив, постучался. Высокие стрельчатые дверные створки отозвались мелодичным звоном. Шеф Западно-Европейского бюро счел, что это разрешение войти. Львица, бережно подвернув хвост, просочилась за ним, тщательно обнюхала плиты пола и заурчала. Сид направился к арке напротив входа, задернутой тонкой, воздушной, но совершенно непроницаемой завесой. Отбросив мягкую серую ткань, Вильнев застыл в проеме, словно свой же портрет в раме.
Вниз вели три ступени, опоясывающие весь круглый зал. По темно-зеленым плитам пола пробегали фосфоресцирующие переливы, будто под ними плескались морские волны. Сводчатый серебристый потолок бросал рассеянный свет на три фигуры, застывшие в креслах. Когда-то это были живые женщины - теперь они больше походили на каменные статуи: зеленая, темно-синяя, мраморно-бледная. Три сестры короля - Гермесент, Элейн и Морганта - поддерживали в нем слабое подобие жизни. В центре треугольника покачивался, как колыбель, хрустальный гроб. Жан вцепился в витую колонну. Он слышал о том, что Джеки сделала для Игрейн, но видел - впервые. И это вызывало у него отвращение.