Дом на берегу

– Он собирается «навести порядок». Изменить мироустройство. Леонард говорит, что на самом деле он уже самый главный, а бог ему требуется лишь для того, чтобы объяснить это всем остальным, всему человечеству. Леонард думает, что сможет управлять богом, – Колин нахмурился. – Но только я смогу им управлять. Потому что он и есть я.

– Нет, Колин, ты – это ты. А вовсе не то, что Леонард в тебе взращивает.

– Когда мне плохо, богу тоже становится плохо, – продолжал Колин. – Если я заболею, он тоже заболеет. Он обитает во мне.

– Он… любит тебя?

– Нет, – вертикальная морщинка между бровями Колина была глубока, как порез. Мне захотелось разгладить ее пальцами. – Пока он маленький, мы связаны физически. Но даже когда он повзрослеет, и я смогу отпустить его, он будет заботиться обо мне и подчиняться мне, потому что считает себя частью меня. Это не любовь. Это родство.

– Он может выполнить любое твое желание?

– В будущем. Сейчас он только ребенок и не понимает приказов. Нужно подождать еще сколько-то… может быть, десять лет. Выпускать его раньше слишком опасно.

– Как зовут твоего бога?

– В разные времена и разные народы называли его по-разному. Римляне именовали его Арес. Ацтеки – Уицилопочтли. Египтяне – Сет. Баал, Кали, Тейшеба, Нергал. Не перечислишь.

Не все эти имена были мне известны. Но суть я уловила. Все это были боги, связанные с разрушением и смертью. Боги войны.

Теперь мне стало ясно, что все время отталкивало меня от Колина. Прикасаясь к его руке, я чувствовала мощное, жестокое существо, дремлющее под тонкой кожей в ожидании своего часа. Моя неприязнь не относилась к самому Колину.

– Не знаю, поверишь ли ты мне, Колин, но я твой друг, – сказала я. – По-прежнему.

Колин просверлил меня взглядом. Я спокойно и прямо смотрела на него. И что-то в моем лице заставило его поверить.

– Хорошо, – смягчился он.

Мы как будто скрепили негласное соглашение. Я заулыбалась. Удивительно, как переменчиво человеческое настроение. Вчера я была раздавлена мыслями о близящейся смерти, а сегодня ссора с ребенком казалась мне много худшей перспективой. Сейчас, когда туча, вставшая между мной и Колином, рассеялась, я ощущала себя вполне хорошо. Конечно, этот давящий, тяжелый, как камень, страх никуда не денется, но при желании я смогу не обращать на него внимания.

В полдень я накинула пальто и вышла из дома. Я бродила несколько часов и все это время в моей голове крутились слова Натали: «Кошмар, из которого не можешь убежать, и затем реальность, в которой все точно так же». Я как будто блуждала по кругу – сколько бы ни шла, неизменно возвращалась к тому, что оставила позади полчаса назад. Это вызывало ощущение безнадежности и было даже страшнее злых глаз Леонарда, его угроз и жестких пальцев. Удивительнее, чем зрелище Натали, превращающейся в кошку. Колдовство… Возвращаясь в дом, я подумала о женщинах, которых сжигали на кострах по обвинению в ведовстве. Для меня стало очевидным, что все они погибли зря. Настоящей ведьме удалось бы избежать наказания, будьте уверены.

Я отправилась не к себе на второй этаж, а по длинному коридору первого этажа до конца, к Натали. В своей замусоренной комнате она лежала на кровати и спала. Я вынула из ее пальцев еще тлеющую сигарету и, не выдержав – Натали выглядела такой красивой и несчастной – поцеловала гладкую щеку.

– Мама, – пробормотала Натали и раскрыла глаза. Несколько секунд она неузнающе смотрела на меня, потом протянула: – Ты…

– Спи дальше, Натали. Я сейчас уйду.

– Нет, – Натали села. – Оставайся. Пришла пора рассказать тебе все. Только найду сигареты. И штопор.

Натали пошатывало. Я села на кровать, понимая, что будь Натали трезвой, она не начала бы этот разговор.

– Дать тебе сигарету?

Я задумалась.

– Да, пожалуй.

Натали помогла мне прикурить, откупорила бутылку и прилегла, прижимая ее к груди. Несколько секунд она собиралась с мыслями. Я видела ее сомнения почти так же отчетливо, как ее саму. Отпив глоток, Натали начала:

– Я не всегда ненавидела Леонарда. У нас пять лет разницы в возрасте. Несмотря на это, в детстве мы были очень дружны. Хотя «дружба» слишком мелкое слово, чтобы обозначить происходившее между нами. Он был всем для меня. Целым миром.

Я осторожно потянула дым из сигареты. Какая горечь. Что бы ни сказала Натали, я решила не комментировать, понимая, что лучше позволить ей выговориться.