Кошка была испугана и долго не желала выходить. Кое-как я выманила ее, посадила себе на колени. Погладила, и она поднырнула под ладонь. Человеческий разум в этом животном явно не теплился. Обняв кошку, я забралась под одеяло. Комната погружалась во тьму. Дом скрипел, вздыхал, превратился в огромное, печальное, недоброе существо. Мы с кошкой согрели друг друга. Она начала тихонько мурлыкать. «В зверином обличии Натали гораздо дружелюбнее», – отметила я и уснула.
Когда я проснулась, Натали уже встала, но ее тепло еще оставалось на подушке и простыне.
– Доброе утро, – сказала я, чем, разумеется, вызвала саркастичное фырканье.
– У тебя нет сигарет? А то во рту помойка, – Натали сплюнула на ковер.
– Не плюйся, – нахмурилась я, и Натали захохотала.
Ее смех оказался заразительным, и я тоже засмеялась, хоть у меня и мелькнуло в голове: «Смех висельников».
– Что бы ни случилось, порядок на первом месте, – отсмеявшись, констатировала Натали. – Пойдем ко мне. Там можно заплевать все хоть доверху.
Там и так было заплевано доверху. Повсюду валялись окурки, на всех плоскостях громоздились опорожненные винные бутылки. Как Натали удается столько пить и сохранять адекватность?
– Меня медленно сшибает, – ответила она моему удивленному взгляду. – Я крепкая, как кобыла, и выпить могу соответствующе.
Расчистив себе место на кровати, Натали села, прикурила сигарету и задрожала от удовольствия. Докурив, она выудила из-под кровати непочатую бутылку и посмотрела сквозь нее: вино было темно-красное.
– Как кровь, – лениво протянула Натали. – И я хочу крови. Его крови, – она потянулась за штопором.
– Вино с утра? – ужаснулась я.
– Жнаешь ли, – прошепелявила Натали с зажатой в зубах второй сигаретой. – осенние и зимние дни так коротки, что едва я успею проснуться, как обращаюсь в проклятую кошару. Стоит использовать каждую возможность поразвлечься, – она отхлебнула из горла, умудрившись не выпустить при этом изо рта сигарету.
– Это Леонард заколдовал тебя?
– Нет, это меня мама такой родила, – ухмыльнулась Натали.
– Почему он так поступил с тобой?
– Ему, видите ли, надоело, что по ночам я шастаю по дому и строю ему козни. Он, знаете ли, устает меня контролировать. Да лег бы, наконец, в гроб, там бы и отдохнул! – Натали протяжно выдохнула, и вокруг нее заклубился дым. – Самое бесящее, что, оборачиваясь пушистой тварью, я полностью себя теряю, ничего потом не помню. И где только не просыпалась наутро… один раз даже на крыше. Три часа сидела, не знала, как слезть. Убиться насмерть я бы, конечно, не смогла, но падать с высоты все равно удовольствие ниже среднего. А то, бывает, дряни какой-нибудь наестся… однажды меня все утро рвало кузнечиками. Если вдуматься, все это смешно – когда происходит не с тобой.
– Ты действительно не можешь умереть, Натали?
– Ага. Это он придумал, чтобы я руки на себя не наложила. И даже если кого-нибудь попросить, не сработает, – Натали подала мне бутылку. – Ударь меня.
– Что? Я не могу.
– Не будь дурой и ударь меня.
Я неуверенно коснулась Натали бутылкой.
– Да не так! – воскликнула Натали. – С силой!
Я ударила сильнее, и в этот раз что-то произошло. Бутылка как будто налетела на невидимую преграду.
– А если ты ее в меня бросишь, она пролетит мимо, как ни старайся. Еще у меня не получается нажать курок, когда я направляю оружие на себя.
– А ты пыталась стрелять в себя?
Натали невозмутимо пожала плечами.
– Много раз. Если бы мне удалось, было бы здорово. Я бы сбежала из этого сумасшедшего дома той же дверью, что когда-то моя мать, – Натали подперла голову руками. Сигарета свисала с ее губы, как приклеенная. – Чего бы я ни отдала за свободу, через что бы ни согласилась пройти. Лучше быть шлюхой в порту, чем пленницей здесь. Знаешь, на что похожа моя жизнь? Как будто спишь и видишь кошмар, где находишься в невыразимо ужасном месте и бежишь прочь, но, сколько бы ни бежала, не двигаешься с места. А потом сон заканчивается, открываешь глаза и видишь, что в реальности все то же самое. И точно так же не уйти. Из кошмара в кошмар.
Голос Натали был так же горек, как дым ее сигарет. Мне было жаль ее до боли в груди.
Все еще думая о Натали, я направилась к Колину.
– На этом все? – ядовито осведомился он, когда я вошла в комнату – Теперь, когда ты разобралась в нас всех, ты боишься меня? Не хочешь видеть меня и разговаривать со мной?
– Ничего подобного, – сказала я, сев на стул возле его кровати. – Ты не виноват в том, что делает Леонард. Хотя я все еще не понимаю, что происходит с тобой.
– Леонард рассказывал, что раньше было много богов, – сказал Колин. – Но потом они все умерли. Считалось, что их нельзя вернуть к жизни, но потом один человек рассказал Леонарду, как это сделать. Но прежде, чем бог станет сильным, ему надо вырасти.
– Зачем это нужно Леонарду? – спросила я.
Колин злобно посмотрел на меня. Глаза у него были запавшие, лицо костистое. Он походил на измученного зверька, загнанного в угол и способного только сверкать из темноты глазами и угрожающе рычать.