Дом на берегу

В тот день во мне произошел перелом. Сотня обезумевших животных против полуслепого старца… Разве это не отвратительно? Разве это не трусость и подлость в их крайнем значении? Еще несколько лет назад Учитель мог любого человечишку разорвать на клочки, что многократно и проделывал, и они, вырванные из своего стада, поодиночке являющие свою истинную ничтожность, ползали перед ним и скулили, вымаливая милость, униженные так, как только человек может быть унижен. Хоть один из бьющих, рвущих, щиплющих Учителя на площади в тот день, а затем со смехом наблюдающих его смерть, решился бы сразиться с жертвой на равных – один на один против Учителя и его темных чар? Вот это был бы справедливый бой.

– О каком справедливом бое может идти речь, если человек сражается против колдуна? – прошептала я, глядя в сузившиеся зрачки Леонарда. Он не слышал меня, увлеченный своим монологом.

– Вот так я возненавидел толпу. Сосредоточение жалких тварей, лишь вместе представляющих собой силу. Пустыня подавляет своими масштабами, но забери одну песчинку – никто не заметит. Уж что-что, а песка всегда хватает. А я ценю индивидуальность яркую, как солнце, на которое нельзя смотреть иначе, чем снизу вверх.

– Но само солнце вам не по нраву, – пробормотала я.

– Тот, кто так велик и высок, не должен всматриваться во всю эту мелкоту под ногами. Песок – это строительный материал, и такие, как я, вольны тратить его как нам вздумается. Сравните нас, Анна, себя и меня. Что вы можете сделать. Что я могу сделать. Так кто, считаете, вы для меня? Пылинка. И я смету вас одним касанием.

Самодовольные разглагольствования Леонарда до того меня коробили, что я даже забыла про страх.

– Отвратительные идеи.

– Поверьте, в нашем веке вам еще не раз пришлось бы их услышать, будь у вас шанс задержаться надолго. Старец убит, но его убеждения распространяются в воздухе.

– У вас мания величия, Леонард. Вы больны.

– Мания величия, мышка моя, это когда представления человека о самом себе экстремально завышены по сравнению с тем, чем он является на самом деле. Я же оцениваю себя адекватно и единственно правильно. Еще немного времени, и каждому из живущих в этом мире придется признать мою власть. Как тяжело вы дышите, Анна, – Леонард теперь удерживал меня за руки. – И смотрите на меня с ненавистью. Зачем? Какой смысл меня ненавидеть? Вы назвали меня жестоким… но это неправда. Анна, все это время я был с вами сама любезность. Я позволил вам выстраивать процесс обучения Колина как вы считаете верным, вмешиваясь лишь в крайних случаях. Я даже позволил купить эту глупую канарейку. Как вы ее назвали? Жюстина? Что за вульгарное имя, – радужки Леонарда были как изо льда. Медленно тая, они покрывались матовой испарью. Я попыталась высвободить руки, но не получилось – его пальцы, хотя и производили впечатление хрупких, сжимали, как тиски. – Ваш гнев должен обратиться на судьбу. Все решается еще до нашего рождения – кто правитель, а кто слуга; кто тигр, а кто земляной червь. Так стоит ли винить меня за то, что мне выпало родиться тем, кто есть я, а вам – лишь быть моей пешкой, средством для достижения цели? – он стиснул мои пальцы сильнее, так что я почувствовала боль. – Посмотрите на себя. Невзрачна, как уголек. Интеллект не выше среднего уровня. Пресная личность. Сейчас вам кажется, что земля разверзлась под вашими ногами, и вы провалились прямиком в ад. Вы кричите мысленно: за что, почему? Но вы успокоитесь, если порассуждаете, как сложилась бы ваша жизнь, не прервись она так рано. Как гувернантка вы мотались бы из дома в дом, получая гроши и упреки. Бесприютная, нищая, никому не нужная – звучит печально, не так ли? Будь вы симпатичнее или удачливее, вы вышли бы замуж за какого-нибудь аптекаря или бакалейщика. Может быть, у вас бы даже появились дети, хотя сомневаюсь, что ваше тщедушное тело бы это осилило. Были бы вы счастливы под жерновами изматывающих обязанностей жены: служанка, повариха и нянька – все в одном? Сомневаюсь. Вам не хватает жизнерадостности, чтобы встречать превратности судьбы с улыбкой. Заботы превратили бы вас в замкнутое, постоянно измотанное, унылое существо. Представьте себе все это, отчетливо. Вы все еще сожалеете о том, что лишены будущего?

Я молчала. Я не верила цыганкам, предсказывающим судьбу, и ему не поверила тоже, так что его слова скользнули мимо, не задев меня. Леонард это заметил, но столп его самоуверенности пошатнуть было невозможно.