Дом, которого нет

домой. Сам, после, к Регентше поедет,

как Ян и думал. Лора с новым другом

общается, на кожный её цвет не

иначе глядя, чéм тон, из палитры всей

один. Как скулы или нос, идущий ей.

Смотреть в дефекты так легко, ребята.

Если полоть все сорняки в одном себе,

очистишь глаз от скверны и… ну нахрен.

«Возьми, будто в ребро вселился бес», –

когда-то бога персонального просила.

Обуздывать чертей теперь под силу.

Часть XIX. Охота на Буджума. Вопреки

здравому

смыслу

#np Depeche mode – Personal Jesus

Удача нам приносит неприятности.

Куш взяв у жизни, безопасней тот отдать.

Чем больше накопленьем обладаешь ты,

тем Цербер злей: его оберегать.

Играть по-крупному тому лишь безопасно,

кто в грош не ставит миллион. Отдаст тот,

зевнув. «Другой я заработаю», – подумать

способен. И действительно: обмен

энергий и финансов правит умный.

Делец, политик или шоумен,

играючи, пустотную природу

всего – себе меняет на угоду.

И с девами, природным воплощением,

непринуждён такой аристократ

(не рода, духа он высок предназначением),

одну ли, сто ли в жёны взял. На них затрат

немало, но и прибыли не меньше.

Отдача велика ему от женщин.

Любим Фортуной стоик. Подкаблучника

терпеть готова разве только мать.

Родившая иль взявшая на рученьки,

штамп с его штампом чтобы сочетать.

Я не про бой, двоих который встретил.

Прошу особо этот пункт отметить.

Был Ян неуязвим, пока над Лорой

стоял и был её авторитетом.

Спокойствие трёхглазого обзора

могло их подчинить хоть всю планету.

В две головы, смеясь, снимали скальпы.

Разбит он мог быть, но отнюдь не заперт.

Сначала к Инь вполне себе разумно

отнёсся, не присвоив её див.

Прекрасное лицо на миг блеснуло,

саму подвижность жизни победив.

Любви адепты с Данте за компанию

служенье даме привели к мечте о рае в ней.

Свою персону подчинив кому-то,

освобождаешься от тяжести её.

Шаг первый – сдаться. (Дальше будет круто.)

Шаг следом – умереть. Что, не клюёт?

В словах пытались описать сие деяние

столько умов, что мне до них… куда уж там.

Даю пример на Лоре, нам знакомой.

Сначала убивала в себе бога.

Потом тот в Яна вышел, как из комы.

Исчезли орды Гогов и Магогов.

Он, в свою очередь, её подмял, как куклу.

Чтоб вверх рвануть, и с ней себя попутать.

Раба страстей, низвергла те в дальнейшим.

Не грех использовать их, дух поставив над

материей. Процесс сей бесконечен.

Паденье – смерть – рождение. Так ад,

измеренный шагами поперёк,

отплюнет проходимца имя рёк.

Никто не станет бить того, кто к боли

стремится сам. Никто не заберёт,

что безделушкой ты считаешь. От неволи

бегущих – клетка в них же застаёт.

Монеткой жизнь свою бросают игроки.

Орёл ли, решка: всё равно с одной руки.

Похожим образом дробиться на героев

творящий должен. Дабы из осколков

вспорхнуть очищенным. Во всех один покрой нас.

Раз разрушаешься, так разрушайся с толком.

Актёр на сцене гибнет, чтоб воскреснуть.

Из тела Кобра выходила с жертвой вместе.

Не сразу и поняв, что происходит.

Вначале убивала по приказу.

Затем, размазав всю себя по зорям,

отдельность вывела того, кто просто назван

ей богом – с тем, кто вправду им является,

из-под обложки Яновой смотря в её лицо.

Размазанность случится с ней вот-вот.

Закрывшись в комнате под крышей, на высотке,

вскричит наверх: «Он скоро ведь умрёт», –

и усмехнётся вдруг: «Какая идиотка.

Нет ничего случайного, всё – выбор.

Стреляла я в себя, кто б мушкой ни был.

Курок спустила, значит, время вышло

того, кто мне попался под прицел.

И кошка в этом срезе я, и мышка.

Погибнув, обновляться – мой удел».

Она воскликнет в звёзды: «Знаю, жив ты!

Как здорово, что Ницше всё ж ошибся!»

Разрыв иллюзии и истины – победа

над демоном Сиддхартхи Гаутамы.

Сколько пройдет до крика Лоры в небо,

не так уж важно. Важен только сам он.

Есть где-то точка, где поймёт она своих

мужчин бессмертных: став одной из них.

Но что такое? Речь ведь не о змеях!

Паук из зданья шёл компании своей

к машине. Вдруг – напротив, на аллее

увидел, с матерью, живейшую из Фей.

И ёкнуло. И сам он поразился,

что, плюнув на обзор, к ней устремился.

Она ж к нему навстречу, словно в сон

упав… Романтику словами выдать тяжко.

Несётся подо мною ход часов.

В любви блажен, считаю, проигравший.

Я времена тасую – карт колодой.

Взаимность не рассказывала сроду.

Инесса извелась от предложения,

которое сочла вначале шуткой.

Потом в глазах прочла всё отношение

к себе, минуя смеха промежутки.

– Привет. Что здесь? – его она спросила, чтоб

в тиши с ним уши звоном не насиловать.

– Привет. Офис застройщика. Мой. Разве

не мать твоя там, в стороне осталась?

– Да, мать. – Сказать, что её дочери прекрасны,

по твоему, мне рановато малость?

– Тебя как будто время так волнует!

– Отнюдь. У всех нас разный темп раздумий.

Ты вечером свободна будешь этим?

– Смотря, зачем. Не Лора я, бежать.

– Я на показ коротких метров в местном

дворце искусств тебя хотел позвать.

Семьёй вас, Виту… позже спрошу Лору сам.

– Да, фильмы мне близки. – Тогда до скорого. –

Ян пригласительные óтдал, подмигнув,

как будто вовсе не потряхивало с нею.

В "Рэндж Ровер" сел и выехал, согнув

дугу вокруг неё. Инь, ослабев вся,

стояла. Два прямоугольника в руке

картонных. След того, себя теряла с кем.