– Возможно, не так много, как вы могли бы подумать; немалая часть – львиная доля! – моего предприятия столь же банальна, как торговля сукном. Но, разумеется, время от времени кое-что происходит. Я основал свое агентство десять лет назад, и, полагаю, любой агент по продаже недвижимости, занимавшийся своим делом на протяжении того же времени, мог бы поведать вам несколько странных историй. Да, надо бы и мне как-нибудь вечерком поделиться своим опытом.
– Почему не сейчас? – спросил Дайсон. – Сдается мне, этот вечер просто создан для рассказов о диковинном. Только взгляните на улицу за окном; вставать из кресла не надо, достаточно вытянуть шею. Разве не прелестное зрелище? Двойной ряд уличных фонарей сужается в отдалении, платан на площади окутан дымкой, лампы на экипажах плывут туда-сюда и плавно исчезают; над нами сверкает безоблачный синий небосвод. Ну же, давайте послушаем одну из ваших cent nouvelles[127].
– Мой дорогой Дайсон, с удовольствием вас развлеку, – сказал мистер Бертон, и с этими словами началась
Повесть о Железной деве
Думаю, самый необыкновенный случай из всех, какие запомнились, приключился со мной около пяти лет назад. В те времена я все еще прощупывал путь; я открыл свое дело и регулярно посещал контору; но мне не удалось установить по-настоящему прибыльные связи, и как следствие у меня было много свободного времени. Я не считал нужным докучать вам подробностями относительно своей личной жизни; они совершенно неинтересны. Вынужден упомянуть, что у меня был чрезвычайно широкий круг общения, и я никогда не терялся в догадках, как же провести вечер. Мне повезло иметь друзей из всех социальных классов; на мой взгляд, нет ничего более прискорбного, чем однородная компания, в которой неизменно обсуждаются одни и те же идеи. Меня всегда влекло к новым типам и личностям, чей разум мог дать свежую пищу для размышлений; иной раз можно почерпнуть сведения даже из разговора двух горожан в омнибусе. Среди моих знакомых был молодой доктор, живущий в отдаленном пригороде, и я нередко отваживался на невыносимо медленное путешествие по железной дороге ради удовольствия послушать его речи. Как-то вечером мы увлеклись беседой за трубками и виски, и время пролетело незаметно; подняв глаза, я с ужасом понял, что до отправления последнего поезда осталось всего пять минут. Я схватил шляпу и трость, выскочил из дома, сбежал по ступенькам крыльца и помчался сломя голову по улице. Увы, бесполезно: раздался пронзительный гудок паровоза, и я увидел, стоя у дверей станции, как вдалеке на длинной, темной насыпи вспыхнул и исчез красный огонек. Подошел привратник и с грохотом захлопнул двери.
– Как далеко до Лондона? – спросил я.
– Добрых девять миль до моста Ватерлоо. – И с этими словами он ушел.
Длинная пригородная улица убегала в унылую даль, где мерцали огни фонарей, и воздух был отравлен слабым, тошнотворным запахом из печей для обжига кирпича; перспектива выглядела отнюдь не радостной, и мне предстояло пройти по таким улицам, словно через опустевшие Помпеи, девять миль. Я разобрался с направлением и устало двинулся в путь, устремив взгляд на исчезающие где-то впереди ряды фонарей; я шел, и от моей улицы вправо и влево убегали другие, какие-то из них вели далеко и как будто вовсе не заканчивались, но вливались в иные системы путей сообщения, а какие-то представляли собой всего лишь прототипы улиц, начинавшиеся упорядоченно, с двухэтажных домиков, стоящих плечом к плечу, а потом, стоило чарам иссякнуть, обрывающиеся у пустырей, мусорных ям, свалок или прямо в поле. Я упомянул о системах путей сообщения – уверяю вас, прогуливаясь в одиночестве по этим тихим местам, я чувствовал, как разыгрывается мое воображение и как меня манит чарующая бесконечность. Я ощущал некую необъятность, сродни внешней пустоте вселенной; я переходил из неизвестности в неизвестность, путь мой отмечен был фонарями, будто звездами, по обе стороны простирался непознанный мир, в котором обитали мириады спящих, и одна улица переходила в другую, словно устремляясь к пределу всего сущего. Сперва я шел мимо неописуемо однообразных домов: стены из серого кирпича с двумя рядами окон подступали к самому тротуару; но постепенно пейзаж улучшился, появились садики и начали увеличиваться в размерах; пригородный застройщик позволил себе некоторый размах, и у каждого крыльца возникли гипсовые стражи, львы-близнецы, а цветочный аромат возобладал над вонью нагретых кирпичей. Дорога начала взбираться на холм, и взглянув на боковую улочку, я увидел, как половинка луны поднимается над платанами, а по другую сторону как будто упало белое облако, и окружающий его воздух благоухал, словно от ладана; это был боярышник в цвету. Я упрямо шел вперед, прислушиваясь, не загремят ли поодаль колеса запоздалого экипажа; но в край людей, которые утром отправляются в город, а вечером возвращаются, экипажи заезжают редко, и я почти смирился с тем, что мне и дальше предстоит идти пешком, как вдруг заметил приближающийся силуэт.