Я последовал за мистером Матиасом. Усталость от прогулки, поздний час и странность происходящего внушили мне, что я сплю; меня ничто не удивило бы сверх меры. Вторая комната, как и первая, оказалась заставлена жуткими инструментами; но под лампой виднелся деревянный помост, на котором стояло изваяние. Большая статуя обнаженной женщины, выполненная из зеленой бронзы; ее руки были раскинуты, а на губах играла улыбка. Она могла быть Венерой, если бы не взгляд – злобный и пророчащий смерть.
Мистер Матиас самодовольно уставился на эту штуковину.
– Настоящее произведение искусства, вы согласны? – спросил он. – Как видите, сделана из бронзы, но давным-давно поименована «Железной девой». Я получил ее из Германии и распаковал сегодня днем; у меня даже не было времени прочитать сопроводительное письмо. Видите крошечный бугорок между грудями? Итак, жертву привязывали к Деве, тем самым нажимая на бугорок, и ее руки медленно сжимались вокруг шеи приговоренного. Сами понимаете, каков был результат.
Говоря это, мистер Матиас ласково похлопал фигуру. Я отвернулся, меня затошнило при виде этого человека и его отвратительного сокровища. Раздался тихий щелчок, на который я едва ли обратил внимание; он был ненамного громче звука, с которым движется стрелка часов; затем я услышал внезапное жужжание, шум работающего механизма, и обернулся. В жизни не забуду ту кошмарную агонию, что исказила лицо Матиаса, когда безжалостные руки сомкнулись на его шее; он отчаянно пытался спастись, как зверь в западне, а потом раздался крик, переходящий в сдавленный стон. Жужжание сменилось звучным гулом. Я всячески пытался разъять бронзовые руки, но оказался бессилен. Голова статуи медленно наклонилась, и ее зеленые губы прильнули к губам Матиаса.
Конечно, мне пришлось принять участие в расследовании. Письмо, сопровождавшее статую, нашли нераспечатанным на столе в кабинете. Немецкая дилерская фирма предупредила клиента о предельной осторожности с «Железной девой», ибо инструмент был полностью готов к использованию.
Несколько недель кряду мистер Бертон радовал Дайсона приятными беседами, разнообразными анекдотами и повестями об удивительных приключениях. Но в конце концов он исчез так же внезапно, как появился, и во время последнего визита исхитрился украсть копию «Анатомии» за авторством своего однофамильца[129]. Дайсон, поразмыслив над изуверским нарушением права собственности и кое-какими вопиющими разногласиями в речах пропавшего друга, пришел к выводу, что его истории были выдумками, а «Железная дева» представляла собой фантазм, рожденный богатым воображением.
Затворник из Бейсуотера
Среди множества друзей, коим время от времени выпадало удовольствие пообщаться с мистером Дайсоном, был некий мистер Эдгар Рассел, невезучий писатель-реалист, обитавший в маленькой задней комнате на третьем этаже дома в Абингдон-Гроув, Ноттинг-Хилл. Свернув с главной улицы и пройдя всего лишь несколько шагов, любой путник внезапно осознавал, что на него снизошла некая разновидность покоя, дремотное умиротворение, от которого возникало желание слоняться без дела; и такая атмосфера в Абингдон-Гроув царила постоянно. Здания стояли чуть поодаль от дороги, в палисадниках в назначенный природой срок цвела сирень, бобовник и кроваво-красный боярышник, какой-то старый дом на соседней улице сохранил с задней стороны достаточно большой, огороженный стеной сад, откуда после дождей в начале лета доносился приятный аромат зелени, а старые вязы лелеяли воспоминания о просторных полях, и еще было где погулять по мягкой травке. Дома в Абингдон-Гроув, в основном, построили лет тридцать пять назад, в период невразумительной моды на стукко; достаточно крепкое, годное жилье для людей со средним достатком; многие сдавались внаем, и объявления «Меблированные апартаменты» над дверью были частой деталью пейзажа. В одном из таких домов вполне приличного вида и обосновался мистер Рассел; ибо он считал грязь и убожество Граб-стрит[130] пережитком старины и попросту враньем, а сам предпочитал жить там, где можно любоваться зеленью из окна. И в самом деле, из комнаты открывался великолепный вид на длинный ряд садов, а в летние месяцы шеренга тополей прикрывала унылые задворки Уилтон-стрит. Мистер Рассел питался большей частью хлебом и чаем, ибо его средства были наискромнейшими; но когда в гости приходил Дайсон, хозяин посылал слугу за шестипенсовым элем и не жалел для друга свой табак. Домохозяйке не везло, этаж с гостиной пустовал уже не один месяц, как ни провозглашало объявление, что апартаменты вакантны; и вот как-то вечером ранней осени Дайсон, поднимаясь по ступенькам крыльца, ощутил перемену – а потом взглянул на фрамугу и увидел, что взывающая к прохожим надпись исчезла.
– Второй этаж сдали? – спросил он, здороваясь с мистером Расселом.
– Да, одна дама сняла его около двух недель назад.
– Молодая дама? – поинтересовался Дайсон, как всегда любопытный.