Не успел мистер Филлипс оправился от изумления, вызванного этим внезапным уходом, как мисс Лалли исчезла из поля зрения, растворившись в толпе, скопившейся у входа в мюзик-холл «Эмпайр». Филлипс отправился домой в задумчивом расположении духа и выпил слишком много чая. В десять часов налил себе третью порцию и набросал план эссе, которое решил назвать «Протоплазменная реверсия».
Случай в баре
Всякий раз, когда выдавалась свободная минутка, мистер Дайсон размышлял над необычной историей, услышанной в кафе «Де ля Турен». Во-первых, у него сложилось твердое убеждение, что крупицы истины были разбросаны по увлекательной байке про мистера Смита и Черную Бездну чересчур скаредной и бережливой рукой; во-вторых, имелся неоспоримый факт в виде сильнейшего волнения, охватившего рассказчика на тротуаре, в сочетании со слишком неистовой для фальшивки жестикуляцией. Мысль о том, что некий лондонец бродит по городу, преследуемый страхом встречи с молодым человеком в очках, показалась Дайсону в высшей степени нелепой; он порылся в памяти в поисках прецедента из беллетристики, но не преуспел; время от времени он заглядывал в маленькое кафе, надеясь застать там мистера Уилкинса, и внимательно следил за легионом мужчин в очках, почти не сомневаясь, что запомнил лицо индивидуума, который пулей выскочил из «Аэрированного хлеба». Однако странствия и изыскания не дали результата, и Дайсону понадобилась вся его глубокая убежденность в собственных врожденных детективных способностях и сильный нюх на тайны, чтобы не забросить начатое. Строго говоря, он вел два расследования сразу и каждый день, идя по многолюдным или пустынным улицам, прячась в темных кварталах и карауля на перекрестках, неизменно изумлялся тому, как дело о золотой монете упрямо ускользает от него, а также тому, куда пропал с тротуаров находчивый Уилкинс со своим заклятым врагом, молодым человеком в очках.
Однажды вечером Дайсон обдумывал эти трудности в одном из заведений Стрэнда, и упорство, с которым отчаянно необходимые ему люди избегали встречи, придавало пиву в скромной кружке излишнюю горечь. Так сложилось, что в огороженном ресторанном кабинете Дайсон был один, и потому он, не подумавши, высказался о своих тяжких размышлениях вслух.
– Какая все же странная история! Вот идет по тротуару мужчина и повсюду высматривает робкого молодого человека в очках, пред коим трепещет. И ведь Уилкинсом действительно овладели некие поразительно мощные эмоции, я готов в этом поклясться…
Не успел Дайсон договорить, как над перегородкой мелькнула чья-то макушка; пока он гадал, что бы это могло значить, дверь кабинета распахнулась и вошел лощеный, гладко выбритый, улыбающийся джентльмен.
– Прошу прощения, сэр, – вежливо проговорил он. – Я помешал вашим размышлениям, но, видите ли, минуту назад вы кое-что сказали вслух.
– Верно, – согласился Дайсон. – Я ломал голову над одним дурацким вопросом и думал вслух. Вы слышали, что я сказал, и, похоже, заинтересовались, – может, развеете мое недоумение?
– Право слово, вряд ли я сумею; какое причудливое совпадение. Необходима осторожность. Я полагаю, сэр, вы были бы рады содействовать осуществлению правосудия.
– Правосудие, – ответил Дайсон, – термин с таким обширным содержанием, что я и сам не знаю, что тут можно сказать. Но это место не слишком подходит для подобной дискуссии; может быть, пойдем ко мне?
– Вы весьма добры; моя фамилия Бертон, но, к сожалению, нет с собой визитной карточки. Вы живете недалеко отсюда?
– Не дальше десятиминутной прогулки.
Мистер Бертон извлек часы и что-то быстро просчитал в уме.
– Я должен успеть на поезд, – объяснил он, – но, в конце концов, он отправляется в весьма поздний час. Если не возражаете, пойду с вами. Уверен, нам есть что обсудить. Ну что, закругляемся?
Когда они пересекали Стрэнд, перед театрами скопилась публика; улица ожила от звуков голосов, и Дайсон смотрел по сторонам с теплотой. В рядах мерцающих газовых фонарей местами ослепительно полыхали электрические лампы, двуколки шныряли туда-сюда, звякая колокольчиками, ползли переполненные омнибусы, и пешеходы сновали во всех направлениях, – пейзаж был прелестный; изящный шпиль Сент-Мэри-ле-Стрэнд высился по одну сторону, а по другую – догорал закат, и от такого зрелища Дайсон преисполнился благоговения, словно Линней при виде дрока в цвету.[116] Мистер Бертон поймал его полный нежности взгляд, когда они переходили улицу.