– Не было никакой неприязни, – ответил Кирилл. – Отец раз пять или шесть был у меня на приеме, всегда в сопровождении сына. Никаких конфликтов, оба очень вежливо себя вели. В последний приход я уговаривал отца госпитализироваться и предупредил, что дома он рискует умереть. Не понимаю, какие могут быть ко мне претензии?
– Он здесь умер, – капитан ткнул указательным пальцем в пол. – В реанимации. Готовили к операции, да не успели.
«К операции? – удивился Кирилл. – А, наверное, шунтирование[10] хотели сделать… Но почему здесь?.. Здесь же нет никакой кардиохирургии…».
Ситуацию прояснил заведующий отделением во время утреннего обхода.
– Гасанова вашего к нам привезли с перитонитом, – сказал он. – В критическом состоянии. На вскрытии обнаружилось прободение язвы желудка…
После обхода Кирилла перевели в отделение сочетанной травмы. Он просил выписать его домой, но заведующий наотрез отказался, сославшись на инструкцию, запрещавшую выписку из реанимационных отделений – переведем в обычное отделение, полежите там пару дней, а тогда уже можно и о выписке думать. Сотрясение мозга – штука коварная, последствия проявляются не сразу.
На второй день пребывания в отделении к Кириллу явился гасановский адвокат, которого звали Сергеем Сергеевичем, и фамилия у него была под стать имени – Сергеев. Адвокат сообщил, что его клиент сильно сожалеет о содеянном в состоянии аффекта, вызванного смертью отца, просит прощения за свой поступок и готов компенсировать нанесенный ущерб в рамках разумного, а также обещает не писать на Кирилла жалобы в вышестоящие инстанции.
– Аффект наступает сразу и длится недолго, – осадил адвоката Кирилл, писавший на пятом курсе доклад по аффективным психозам. – А он меня хотел убить уже после похорон отца. И кастет прихватил. Налицо осознанное намерение. В аффекте бью не заранее приготовленным оружием, а тем, что под руку подвернется. Пусть ваш клиент жалуется на меня куда хочет – я его отца смотрел вместе с заведующей отделением, ей и отвечать. А я, в свою очередь, прослежу за тем, чтобы он сел, реально и надолго.
– И что вам это даст? – всплеснул руками адвокат. – Месть – это непродуктивное чувство!
– Объясните это своему клиенту! – парировал Кирилл. – И вообще давайте отложим этот разговор, а то у меня голова травмированная начала болеть.
Торговаться Кирилла научил дедушка Леша, отец матери, зубр советской торговли, ни разу не бывший под следствием за сорок лет служения Меркурию. Правила были простые. Никогда не соглашаться ни на первое, ни на второе предложение, никогда не соглашаться сразу и никогда не демонстрировать особого интереса к сделке. К тому же Кириллу нужна была пауза для ознакомления с Уголовным кодексом.
Согласно пункту «б» части второй статьи сто двенадцатой за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности, Гасанов-младший (впрочем, теперь уже старший) мог получить до пяти лет лишения свободы. Это с одной стороны, а с другой его действия можно было расценивать как покушение на убийство – кастетом-то по голове со всей дури-то! – а за это можно и все восемь лет получить… По большому счету ему вообще садиться нельзя, ему отцовским бизнесом заправлять нужно. Так что пусть раскошеливается, мститель хренов!
В конечном итоге мститель раскошелился на двадцать пять тысяч долларов, которые Кирилл получил до суда. В этом отношении его позиция была непоколебима – или всю сумму авансом, или не договоримся. Мол, если вы мне не доверяете, то почему я должен вам доверять?
На суде Кирилл сказал, что он все понимает и не держит зла на гражданина Гасанова, искреннее сочувствует его невосполнимой утрате и просит оказать снисхождение. Гасанов получил год лишения свободы условно. Сам он никуда на Кирилла не жаловался, но в департаменте узнали о случившемся по внутренним каналам – чай не каждый день врачей на приеме кастетами вырубают! – и приняли меры. Заведующую отделением отправили на пенсию, выдав ей в качестве последнего утешения выговор. Кирилл тоже получил выговор за ненадлежащее исполнение своих обязанностей, к которому прилагался «добрый совет» главного врача – валить на все четыре стороны, пока по инициативе работодателя не уволили.
– Вы работали абдоминальным хирургом, потом стали кардиологом, но, тем не менее, не смогли отличить стенокардию от прободной язвы! Нам такие «специалисты» в кавычках не нужны.
На сей раз Марат Светланович поостерегся устраивать доктору Барканскому публичную выволочку на собрании, а сделал это в кабинете, с глазу на глаз. И правильно сделал, потому что Кирилл снова не стал молча сносить упреки.
– В условиях амбулаторного приема трудно провести полноценную диагностику, – ответил он тоном, которым принято объяснять детям прописные истины. – Марина Григорьевна тоже не разобралась, а уж она-то просто выдающийся диагност…
На самом деле в плане диагностики Марина Григорьевна была тупой, как пробка, но ситуация требовала ее восхваления.