Доктор Эстерхази в юности

Эмма-Катерина, не больше, не меньше, опускается на колени прямо на дороге и, вытащив свои чётки, начинает молиться. И точно так же, не больше, не меньше, её капеллан и фрейлины тоже опускаются на колени прямо на дороге и, вытащив чётки, тоже начинают молиться. Шесть торговок рыбой, которые явились с Большого Рынка пополнить запасы, завидев это, отставляют корзины и, прекратив голосить: — Свежая! Свежая! За грош, за грош! — становятся на колени прямо на дороге и, вытащив чётки, начинают молиться. Семь престарелых домохозяек, держащих путь к ближайшей церкви св. Кирилла и Мефодия, становятся на колени прямо на дороге, вытаскивают чётки и начинают молиться. Восемь бредущих вместе угольщиков спрашивают друг друга, что здесь происходит и, напомнив друг другу, что идёт Великий пост, становятся на (весьма замурзанные) колени прямо на дороге, и, пошарив по карманам («Они точно где-то тут — ага! Знал же, что они тут!»), вытаскивают чётки и начинают молиться. Новопрорытая канава слишком широка, чтобы её перепрыгнуть и, за три минуты, все Пять Зубцов становятся непроходимы. И, пока всё прирастающая толпа опускается на колени, без конца повторяя по чёткам молитвы (или, в случае Иных Конфессий, рождественские гимны на староверхнегиперборейском, древнеаварском, средневековом словаческом, реформированном румынском и прочих богослужебных языках многоязычной Империи), настоятель св. Кирилла и Мефодия велит бить в колокола — всполошив этим также не очень-то близкие церкви св. Глеба, св. Бориса, св. Владимира, Страстных Мук, св. Николая Мирликийского, св. Петра в Узах, св. Екатерины Мученицы, св. Козьмы и Дамиана Исцеляющих Хворых Безвозмездно… над городом зазвучал перезвон их колоколов. Вследствие всего этого, паровые трамваи, конки, омнибусы, фургоны, частные экипажи и пешеходы скапливались друг за другом, заполонив улицы до самого Подъёмного моста и даже дальше, мешая ему подняться и этим связав движение по Малому Истру и просто Истру, а также, преградив Послеобеденному Товарному путь через улицу Станислава, этим связав уже железнодорожное сообщение до Будапешта и Белграда…

Трое мужчин во фруктово-овощном фургоне спрашивают друг у друга: что происходит? Ответа они никак не найдут. Один заявляет: — Ну, раз мы не можем проехать тут, а должны оказаться во дворцовой детской Лечебнице вовремя, то поворачивай направо…

— Тоже не проехать! Дьявол!

— Давай дальше, в следующий раз поверни налево…

— Бесполезно! Что?….

— Поднажми и правь к оврагу Гарликштрингера! — Они подстёгивают лошадь. Они поднажали. И ещё. Но они всё больше и больше отклоняются с пути, которым намеревались следовать, тревожно поглядывают на циферблат часов церковной колокольни и, с растущим беспокойством, сверяют свои часы.

Три угольщика спустились с Белой Горы, чтобы, согласно стародавнему обычаю, распевать на улицах за подаяние, облачившись в косматые козлиные шкуры: один с бубном, другой с барабаном, а третий с колокольчиком и трещоткой; замысел состоял в том, чтобы насобирать достаточно денег на старую добрую попойку в конце Великого поста, перед тем, как вернуться обратно на гору с тем, что, возможно, останется — внезапно один, завертев головой, обращается к прочим: — Слышь, браты, рази ж это не орёл?

— Какие те тут орлы, брат! Разве что сорока!

— Чувствую себя, как дома… почти…

— Слышь, мы ж не упились так, чтобы птиц слушать, вон, впереди куча народу, выдадим им четыре-пять куплетов из «В прозрачном озере лесном Гертруда мылась нагишом»[16]

Довольно скоро полиция взяла этих выпивох за шиворот.

Конечно же, никто не посмел приказать Эмме-Каттерине подняться, но были попытки приказать её фрейлинам и капеллану: — Поднимайтесь, мадам. Встаньте, отче, встаньте! Ну же, дамы, поднимайтесь! — Губы и пальцы продолжали двигаться, глаза обратились на их Царственную Госпожу. Её ответ был краток. — Матушка не велит, — молвила она.

Графиня Криц не смогла удержаться от триумфального ответа сконфуженному полицейскому чиновнику; — Изыди, Антихрист! — вскричала она.

Голос у ней был очень пронзительный.

Слухи о том, что «Большая Катинка припёрла Антихриста к стенке» дошли до суеверного и вечно бурлящего Южного Конца, из-за чего шлюзовики в Великом, Королевском и Малом Каналах, все как один снизили уровень воды, перекрыв движение по каналам; последствия этого отозвались на всём пути, вплоть до Гааги и Ростова-на-Дону; а кочегары Королевско-Имперской Центральной Отопительной Станции затушили огонь под бойлерами и запустили Великий Сигнальный Гудок, чтобы выдуть весь пар. Потом они помочились на тлеющие угли, чтобы окончательно их затушить. А затем всем скопом присоединились к толпе.

— Этот чёртов овраг ни черта не замощён! — восклицает один из мужчин в фургоне. — Медленнее, медленнее, медленнее…

— Нет времени, — задыхаясь, отвечает другой, — часы на Устройстве установлены и нельзя сорвать пломбу, не запустив их — о Боже! О Боже!