Вот старинная пушка, фактически ветеран пересечения французами Истра, помещённая на Старом Верхнем Бастионе; разумеется, к настоящему времени исключительно для украшения, но Игнац Мориц повелел сохранять её заряженной. В любом случае, приказ этот так и не был отменён: неформальный девиз королевско-имперской артиллерии: «Исполнить приказ, пусть даже велено броситься со скалы». Тем не менее, некий здравый смысл в отношении Старофранцузской Пушки присутствовал: «Ни при каких обстоятельствах Старофранцузская Пушка не должна выстрелить, исключая распоряжение прямого вышестоящего офицера либо Самого Короля-Императора, если таковой присутствует, либо при звуке Великого Колокола Беллы». И, когда зазвучал Великий Колокол Беллы, канонад-капрал Мумкоч чётко исполняет поворот кругом, поднимая колено до уровня пояса и снова опуская,
— Они нас достали! — вопит Бустремович-Разбойник.
— Вот отчего весь этот грохот! — кричит подручный.
— Лучше смываться, шеф, — советует другой.
— Мы дорого продадим наши жизни! — ревёт бывший ужас Глаголицких Альп.
В тайной клети наверху стены Магнус поднимается с соломы.
— Что это было? — восклицает он. Во рту у него ощущается невероятно омерзительный вкус.
Корнет Эстерхази забирает своего коня с платной конюшни, где оставил его, чтобы размять затёкшие от верховой езды ноги, отправляясь посодействовать графу Кальмару, не спеша едет ко Дворцу, на уме у него, как обычно, приятно легко и спокойно. Время от времени он что-то подмечает краем глаза… занятную старую лавчонку с выцветшей вывеской «Переплётчик. Старые Книги на Продажу», но кому была бы охота спешиваться и копаться в старых книгах? Или скованного цепями фигляра, из которых, когда ему набросают достаточно мелочи, он освободится, со стонами и усилиями или какого-то пьяного бедолагу, растянувшегося наполовину на дороге, или… Эстерхази поворотил коня и неспешно поехал назад; он не совсем понимал, что ещё привлекло его внимание, но появилась настойчивая мысль — вернуться и проверить… где же оно? Он поглядывал направо и налево; через минуту — вот оно! На полпути к следующему, полупустому кварталу виднелось что-то, лежащее на дороге; туда Эстерхази и направился, чтобы это забрать.
Если это было не то же самое английское кепи, что недавно красовалось на Магнусе, значит его близнец; и, поскольку не так уж много людей в Белле имело английское кепи, весьма вероятно, оно было тем же самым: как оно оказалось тут
Пьяный бедолага уже выбрался из сточной канавы и теперь привалился к фонарному столбу; он обращается к Эстерхази.
— Оно выпало из фургона, вот, сударь мой…
— Когда? Из какого фургона? Кто…
— Рыбного фургона. Промчался с грохотом и сбил меня с ног; помогите бедному ветерану Венедских войн, сударь мой; нет знакомых в Штаб-квартире, а, значит нет и пенсиона; не поможете корочкой хлеба, сударь мой?
— Кружечка рома подойдёт куда больше…
— Ну, точно так, сударь мой. Точно так. «Не хлебом единым жив человек», как говорится в Священном Писании. Благодарствую, сударь мой! Благодарствую!
Корнет моментально забывает о нём, порысив назад, на более широкую улицу. Кепи выпало
— Корнет! Корнет! Вот рапорт, что его вел… что граф Кальмар — он опаздывает, он опаздывает, фактически он до сих пор не вернулся — что видели, как на него напали и втолкнули в рыбный фургон!
— Это его кепи?
Царедворец хватает кепи, принюхивается, даже выворачивает наизнанку. — Экстракт сирени, именно его тоник для волос; и смотрите! Смотрите! Ярлычок!
ГУСТАВ ГУСТАВВСОН
ГАЛАНТЕРЕЙЩИК, С. -БРИГ.
— Тогда нам немедленно следует уведомить вашего представителя и полицию.