– Побольше бы таких праздников! – подвел итог Сааков, когда они с Даниловым ждали на улице такси.
– Разве есть еще от кого избавляться? – удивился Данилов.
– Нет, я не в этом смысле, а вообще, – Сааков широко взмахнул рукой. – Выпили, закусили, поговорили по душам, а то все на работе, да о работе.
– Твой любимый Оскар Уайльд считал работу последним прибежищем тех, кто больше ничего не умеет делать, – сказал Данилов. – Я вот больше ничего не умею, ну разве что на скрипке играть, а ты?
– Я много чего умею! – вскинулся Сааков. – Шашлык делаю такой, что пальцы съесть можно, по дому что хочешь могу, хоть смеситель заменить, хоть плитку положить, восемь языков знаю…
– Целых восемь?! – восхитился Данилов. – Какие именно?
– Русский, армянский, английский, латынь, греческий, турецкий, грузинский и персидский! – с гордостью отчеканил коллега и тут же уточнил: – Правда, латынь в рамках институтского курса, а четыре последних – частично, в основном на уровне ругательств…
Данилову, умевшему ругаться только на русском (одно-единственное «факинг шит» не в счет) стало неловко за свою необразованность.
Глава двадцатая. Есть правда, есть ложь, а есть статистика…
В Следственный комитет Данилова пригласили спустя неделю после его обращения. В понедельник, в половине десятого утра позвонил мужчина, представившийся майором юстиции Топольковским, и спросил, может ли Владимир Александрович сегодня подъехать в главное управление на Арбате. Договорились на половину шестого, освободиться раньше Данилов не мог, поскольку ему досталась добрая треть савельевского «наследства» – шеф предпочитал нагружать тех, кто хорошо вез, а не делил нагрузку поровну. Нагруженные не роптали, поскольку стимулирующие выплаты производились с учетом реально выполненной работы.
– До диссертации теперь руки долго не дойдут, весь день плотно занят, – пошутил Данилов, всего лишь пошутил, не более того.
– Зато ночи свободны, – парировал шеф, никогда не лезший за словом в карман.
Данилову сделалось немного грустно. Ночи-то свободны, но возраст уже не тот и ночные бдения даются дорогой ценой. С одной стороны, спать стал меньше – не более шести-семи часов, а с другой если ночью не поспишь, то весь день чувствуешь себя разбитым. А ведь совсем недавно мог и трое суток без сна работать, а если была возможность, то давил подушку двенадцать часов кряду. Своеобразной вехой стала пандемия, словно бы организм надорвался после работы в ковидной больнице, но Данилов считал, что пандемия здесь не при чем – просто так совпало, укатали сивку крутые горки, еще не совсем, но ощутимо. Что с этим делать? А ничего – просто жить. Никита, как психолог, однажды объяснил, что существует всего одна правильная линия поведения – нужно жить в гармонии со своим возрастом, не сокрушаясь по поводу утраченных возможностей и не боясь дальнейших утрат. Что есть – то и хорошо, а если уж потянет копаться в прошлом, то делать это нужно с пользой, с позитивными выводами. «Эх, мог я раньше вкалывать сутками напролет…» – вредное самокопание, полезное выглядит так: «Может, моя работоспособность и снизилась, но, благодаря накопленному опыту, я сейчас приношу людям больше пользы, чем раньше, так что коэффициент моего полезного действия возрос».
С Топольковским сначала обсудили то, что было написано в заявлении. Собеседник Данилову понравился – вежливый, серьезный, явно толковый и не без чувства юмора.
– «Мертвые души» – самый распространенный вид мошенничества в медицинских учреждениях, – сказал Топольковский. – Лазеек для присвоения казенных денег осталось крайне мало, а эта выглядит наиболее безопасной. Некоторые руководители заходят очень далеко. В ноябре осудили главного врача больницы Монаковского района Тверской области, у которого весь младший медицинский и вспомогательный персонал был «мертвым», а работу выполняли нанятые за гроши мигранты, которых он селил в подвале и подкармливал обедами с больничной кухни.
– Представьте – я там работал, – от воспоминаний по спине пробежали мурашки. – Недолго.[68]
– Совместителем? – улыбнулся майор.
Данилов не собирался рассказывать о происшествии с чайником – зачем болтать попусту, не располагая доказательствами? – но все же рассказал. Точнее, сначала он упомянул о том, что провел сутки в реанимационном отделении больницы имени Буракова, а, сказав «А», пришлось сказать и «Б». Топольковский нахмурился и, вообще, сразу как-то посуровел лицом, и отчитал Данилова за неправильное поведение. Сразу надо было обращаться! Ну и что, что чайника нет? Чайника нет, а вот человек, который его «усовершенствовал» есть, и тот, кто поручил это сделать, тоже есть. И, вообще, у следствия существует много возможностей, бо́льшая часть которых скрыта от непосвященных.