Доктор Данилов и медицина будущего

– Я, конечно, возвращаться не собираюсь, но, как сказал Довлатов: «хорошо идти, когда зовут, ужасно – когда не зовут, однако лучше всего, когда зовут, а ты не идешь».

– Истинно так! – подтвердил Данилов. – Но лучше лучшего, чтобы нынешнее начальство знало бы о том, что тебя зовут обратно, больше ценить станут.

– Они меня и так ценят, – ответила Елена, но как-то не очень уверенно.

От уточняющих вопросов Данилов воздержался – сама расскажет, когда придет время, а, может, отсутствие уверенности связано с недолгим сроком работы, не позволяющим делать выводы.

В среду, первый по-настоящему солнечный и теплый весенний день, левый рукав куртки, уже не зимней, а демисезонной, снова пострадал от птичьего нахальства. Случилось это буквально у ворот семьдесят седьмой больницы. Выругавшись про себя, Данилов оттер помет влажными салфетками, которые с начала пандемии привык всегда иметь при себе, и начал рассматривать вероятности. Тяжелых пациентов в настоящий момент он не курировал, стало быть, ухудшаться некому… Рабочие дела более-менее в порядке, если не считать основательно запущенной диссертации… Если администрация больницы имени Буракова снова попытается «лечить» его через департамент, то себе же хуже сделает… Что еще плохого могло случиться на работе? Ровным счетом ничего! И, вообще, вера в приметы – это проявление невроза. Человек, терзаемый беспокойством по поводу своего будущего, начинает соблюдать какие-то ритуалы для того, чтобы уберечься от неприятностей – ну, разве это не чушь! Жить надо так, как советовали великие стоики древности – не переживать по поводу того, что еще не произошло, потому что только глупцы боятся неслучившегося, и уж тем более не переживать по поводу случившегося, поскольку его все равно не изменить.

Без пяти минут одиннадцать, когда студенты шестого курса корпели над ситуационными задачами, из коридора донесся крик, в котором можно было различить отдельные нецензурные слова. На кафедре было принято разговаривать тихо – шеф сам не любил повышать голос и уж тем более не выносил, когда это делали другие. Но иногда спокойствие нарушали родственники пациентов, которым нужно было покачать права или же срочно привести кого-то из кафедральных сотрудников к тяжелому пациенту. Если при прежнем заведующем прямое взаимодействие с родственниками не порицалось – раз просят, так чего бы не проконсультировать? – но Владислав Петрович установил на него строгое табу. Отныне все консультации проводились только по приглашению врачей, непосредственно занимавшихся пациентом. Данилов считал такой подход правильным – консультант не должен внезапно сваливаться коллегам на голову, потому что родственникам пациента так захотелось. Тем не менее, родственники пациентов периодически являлись на кафедру и некоторых, особо настойчивых или чрезмерно вспыльчивых, приходилось выпроваживать со скандалом.

Попросив студентов не отвлекаться, Данилов вышел в коридор, где его чуть бы не сбил с ног пробежавший мимо доцент Савельев. Данилов успел заметить, что обычно бледная физиономия Угодяя по цвету напоминала вареную свеклу.

– Чтоб ноги твоей здесь больше не было, сукин сын! – в дальнем конце коридора стоял шеф и энергично тряс поднятым вверх кулаком.

Данилов тряхнул головой, желая отогнать наваждение, но реальность осталась прежней. Шеф опустил руку и скрылся за дверью приемной. «Что он натворил? – подумал Данилов о Угодяе. – Взятки за зачет с целой группы собрал или со студенткой роман закрутил?». Оба предположения выглядели бледно. Романы Савельева не интересовали, его стихией были интриги, и ума хватало для того, чтобы не рисковать положением и свободой ради нескольких тысяч рублей. Студенты – самая опасная категория взяткодателей, они не умеют и не собираются держать язык за зубами и охотно делятся сведениями о том, в какую сумму обошелся очередной зачет или экзамен. Мзду за оценки брали или полные дубы, или конченые жлобы, но ни к одной из этих категорий Угодяй не относился.

Отпустив студентов, Данилов отправился за новостями к секретарю. На вопрошающий взгляд Наталья Борисовна ответила пантомимой – сначала закатила глаза к потолку, а затем опустила взгляд и на несколько секунд прижала кончики пальцев к вискам. «Случилось нечто ужасное, отчего я просто в шоке», перевел Данилов. Нечто ужасное было настолько ужасным, что добрая женщина боялась говорить об этом вслух – как бы шеф из своего кабинета не услышал.

В коридоре Данилова перехватил Сааков. Именно что перехватил – взял под руку и отвел в свой кабинет. Выражение лица его при этом было самым, что ни на есть многозначительным.

– Я тебе так скажу – такого шоу я еще никогда не видел, – начал Сааков, закрыв дверь кабинета. – А я смотрел стриптиз в лучших заведениях Вены и Парижа!

– Начало интригующее, – Данилов сел на стул, закинул левую ногу на правую и приготовился слушать.