Доктор Данилов и медицина будущего

«Вот еще пять копеек в твою копилку доказательств», сказал внутренний голос.

«Это фальшивые пять копеек, – возразил Данилов. – К делу их не приложить, потому что истории написаны идеально, все необходимые обследования проведены вовремя и в полном объеме, соответствующем установленному диагнозу. Формально все в ажуре и если я скажу, что, по моему скромному мнению, пациент Липаритский умер не от прогрессирующей бронхиальной обструкции, а от нераспознанного острого трансмурального инфаркта миокарда на фоне астматического статуса,[43] то меня с моим мнением пошлют куда подальше и будут совершенно правы. Эксгумацию на основании моих домыслов никто не санкционирует, да и вообще может его кремировали, а у пепла ничего не спросишь… Наличие в крови тропонина[44] можно списать на ошибку лаборатории. Надо же – обо всем позаботились, а такую важную «мелочь» из виду упустили. На любую старуху бывает своя проруха, это точно…».

«Мелочи» обнаружились в четырех историях болезни. В трех случаях можно было заподозрить, что врачи больницы имени Буракова пропустили свежий инфаркт (всего лишь заподозрить, а не утверждать наверняка), а в четвертом диагностировали острый субэндокардиальный[45] инфаркт передней стенки левого желудочка вместо прободной язвы желудка. В анамнезе отметили, что пациент страдает язвенной болезнью в течение двадцати трех лет, но не подумали о том, что внезапное ухудшение состояния могло иметь не сердечную, а желудочную причину. В пользу прободения язвы свидетельствовали темпы ухудшения самочувствия пациента, более характерные для трансмурального инфаркта миокарда и такой симптом, как выраженная бледность кожи и слизистых оболочек. Явно имелись и другие важные симптомы, могущие направить диагностический поиск в верном направлении, но на них не обратили внимания или же убрали их при доведении истории болезни «до ума». Первой ошиблась бригада скорой помощи, доставившая пациента с диагнозом инфаркта в кардиологическую реанимацию. Нередко случается так, что вместо критической оценки диагноза, выставленного на предыдущем этапе, его подхватывают и идут в указанном направлении, не обращая внимания на альтернативные варианты. Возможно, что по истечении некоторого времени ошибка была бы исправлена, но пациент, поступивший в двадцать один час сорок семь минут, умер в половине восьмого утра, буквально перед осмотром заведующего отделением Кайнова, который начинал день с беглого обхода, и только потом проводил пятиминутку и участвовал в дистанционном утреннем совещании администраторов.

Детали, обнаруженные Даниловым, не представляли опасности для больничной администрации. Любая придирка с легкостью могла быть отбита – и лаборатория может ошибиться, и врач может о чем-то не упомянуть, но без установленного расхождения диагнозов приходится верить тому, который указан в истории болезни, а в рамках выставленных диагнозов медицинская помощь была «полной и исчерпывающей», как выражалась профессор Ряжская. Нет, если бы Данилов вдруг стал министром здравоохранения, то первым же приказом сделал бы секции всех пациентов, умерших в стационаре, обязательными. Предрассудки предрассудками, а в медицине крайне важна полная ясность, установлению которой помогают секции. Если лечение закончилось поражением, а смерть пациента, невзирая ни на какие обстоятельства, это всегда поражение для лечащего врача, то нужно установить точную причину смерти и спросить себя, все ли ты сделал правильно.

Драгоценный шеф Владислав Петрович Замятин любил на досуге рассказывать о том, как в бытность свою ординатором и аспирантом посещал секции всех пациентов, умерших во время лечения в шестьдесят седьмой больнице. Причем не просто посещал, а фотографировал и записывал, иначе говоря – делал по каждому случаю обстоятельный иллюстрированный конспект, который затем превращался в доклад. Заработал себе на этом изрядно бонусов, как сознательный и ответственный врач, написал пару научных статей, но, что важнее всего – имел возможность учиться не только на собственных ошибках.

«А какой бы был твой второй приказ в должности министра?», вкрадчиво поинтересовался внутренний голос.

«Ясно какой – об освобождении меня от занимаемой должности по собственному желанию», ответил Данилов.

«Дураком ты родился, дураком и помрешь», грустно констатировал голос.