— Точно не немцы. — После десятиминутного осмотра импровизированного лагеря незнакомцев у стен замка вынес вердикт Савушкин. Лейтенант, приняв у своего командира бинокль, оглядел подозрительную стоянку и пожал плечами.
— Чёрт их знает. Не похожи на воинскую часть, спорят о чём-то. Френчи на некоторых немецкие, но есть пара человек вообще в каких-то табачных гимнастёрках, похожие я на итальянцах под Касторной видел. Человек десять в пиджаках штатских. И плащ-палатки не немецкие… Оружие — карабины маузеровские и «шмайсеры», плюс пара Эм-гэ тридцать четвертых, но это ни о чём не говорит, у нас тоже оружие немецкое…И непонятно, что они тут делают. Повязок на рукавах, как у тех, что нас в плен взяли в Скалите, нет — хотя это ничего и не значит…
Капитан Первушин, почесав затылок, произнёс:
— Хлопцы, вы ж разведка. Мои словаки вчера были рабочими лесопилки, максимум, на что они годятся — пострелять, чтобы отвлечь внимание. А вы — специалисты….
Савушкин кивнул.
— Есть такое дело. Думаешь, имеет смысл взять языка?
— Именно.
Савушкин хмыкнул.
— Даже именно…. Ладно, посмотрим. В любом случае надо дождаться вечера, чтобы стемнело.
Тут к офицерам, залегшим на самой опушке леса, подполз Некрасов.
— Товарищ капитан, а может, мы их просто перебьём? Их там два десятка всего, от силы — два с половиной….
Савушкин отрицательно качнул головой.
— Не успеем. Они залягут и начнут отвечать. А бой не в наших интересах — они могут вызвать подмогу. Плюс там два пулемёта. Да и… Есть основания считать, что это могут быть наши. В смысле — повстанцы.
Некрасов молча кивнул и живо исчез в густом еловом подлеске, за которым спрятался их «блитц». Савушкин вздохнул.
— Как они тут не вовремя… — Повернувшись к Первушину, спросил: — Коля, раз у нас есть время до темноты — объяснишь мне, что тут творилось всё это время, пока мы немцев из России гнали?
Первушин кивнул.
— Объясню. Давай только к машине, и пост выставим, чтобы эти, — и он кивнул в сторону развалин замка, — сдуру на нас не наткнулись.
Разведчики максимально осторожно отползли от опушки и, согнувшись мало что не до земли, короткими перебежками скрылись в молодом ельнике.
— Фу-ух, аж вспотел…. — Капитан Первушин снял кепи, вытер пот, вздохнул с облегчением, и, обратившись к Савушкину, промолвил: — Повезло нам, что твой сержант шибко зрячий. А то бы прикатили прямо под пулемёты…
— У меня все зрячие. — Ответил Савушкин и, осмотрев расположение, спросил: — Обед готовить твои будут? Или моим это дело взять в свои руки?
Первушин хмыкнул.
— Какой обед, Лёш? Всухомятку пожрём, консервов ж у вас, я смотрел, пара ящиков есть. Нам тут ещё костра не хватало, для полноты картины…
— Хорошо, всухомятку так всухомятку. Олег! — обратился Савушкин к старшине: — Нарежь хлеба и открой банки с тушёнкой, надо заправится. Поешьте сами и покорми словаков. И подходи послушать, ща капитан Первушин нам политинформацию проведёт. А то тыкаемся, как слепые кутята… И спать не вздумайте! Некрасов, наблюдаешь за замком. Я тебе потом персонально всё доведу, что нам мой бывший однополчанин изложит.
Первушин кивнул.
— Изложу, это дело нужное. — И, немного помолчав, продолжил: — Значит, попал я в ноябре сорок второго в Словакию. Скажу честно, готовился уже к худшему, повидал за год, что немцы с нашим братом, пленными, творят…. Но всё пошло совсем не так. Тюрьма в Ружомбероке, конечно, не подарок, что и говорить — но отношение… как бы тебе сказать… в общем, оказалось человеческое. Паёк — как словацким солдатам, иногда, бывало, вместе с охранниками за одним столом питались, особенно вне расположения. Как мне объяснил один поручик тамошний, так им Женевская конвенция предписывала, и они ей следовали неукоснительно. Да и с продуктами у них было повеселей, чем у немцев… Сидел я в одной камере с тремя дезертирами-словаками. Начал постепенно язык осваивать — ну, ты уже в курсе, словацкий — чуть сложней украинского, его западэнской версии. Ты ж до войны на Западной Украине был, как я помню?
Савушкин кивнул.
— Был. В Перемышле, Ковеле….
— Тогда ты понимаешь, о чём я. Ну вот, языковой барьер очень быстро рухнул. Работы у нас там были щадящие, по восемь часов в день, в основном на стройке.
— А что строили? — полюбопытствовал старшина группы Савушкина, подошедший к офицерам.
— Не поверишь, сержант — жилые домики.
— Жилые? — В один голос изумились Савушкин, Котёночкин и Костенко.
— Жилые. Для рабочих лесохимического комбината. Целлюлоза — очень важный продукт для войны, сам понимаешь…
Савушкин угрюмо кивнул.
— Словаки делают целлюлозу, из которой немцы производят взрывчатку… То есть домики эти — на нашей крови построены.
Первушин вздохнул.