— Накрыли этих, с машинами. Минут пять назад к ним какой-то мотоциклист подскочил, они начали спешно грузится, я уже обрадовался, что мы сможем дальше ехать — как из-за поворота дороги выскочили немцы на «ганомагах». Три я точно видел, а дальше…. Дальше со всех сторон по этим деятелям стали стрелять. Слышите? Даже из миномётов садят….
Савушкин с Первушиным прислушались — действительно, в плотный ружейно-пулеметный огонь вплелись разрывы мин. Первушин пожал плечами.
— Ротные. Больше шума… — И махнул рукой.
Савушкин покачал головой.
— Они на открытой местности, даже позиций не оборудовали. В этих условиях и ротный миномёт — вещь смертельная, осколками всё посечёт. Так что недолго этим хлопцам осталось жить…
Как будто в доказательство его слов, огонь у замка начал стихать, и через пару минут оттуда донеслись несколько последних выстрелов, после чего всё умолкло.
Савушкин тяжело вздохнул.
— Перебили…
Первушин, вслушавшись в лесную тишину, покачал головой.
— Не спеши. Кто-то бежит по ельнику в нашу сторону. Давай-то заляжем от греха, чего маячить….
— Хорошо. Володя, с нами, Витя — на ту сторону, будешь засадным полком, на всякий случай… — Снайпер после этих слов молча подхватил свой карабин и в мгновение ока растворился в густом ельнике.
Оставшись втроём, офицеры заняли позицию на краю просеки, разделяющей лесные кварталы — по всем раскладам, беглецам было её не миновать. Расчет капитана Первушина оправдался — через пару минут на просеку выскочило трое давешних неизвестных — двое в штатских пиджаках, один в немецком кителе и пилотке.
Савушкин, приподнявшись и став на одно колено, вскинул автомат и крикнул в сторону беглецов — намеренно по-русски:
— Стоять, не двигаться! Руки вверх, оружие на землю!
Трое запыхавшихся неизвестных почти одновременно обернулись к Савушкину — и, увидев направленный на них ствол, медленно стянули с плеч свои карабины и положили их на землю.
Савушкин с Первушиным и лейтенантом вышли на просеку и направились к беглецам, держа автоматы наизготовку; Некрасов, повинуясь молчаливому кивку своего командира и стараясь остаться незаметным и неслышным, пошёл в обход группы неизвестных по еловому подлеску.
«Повстанцы». — подумал Савушкин. И громко и уверенно спросил¸ снова по-русски:
— Кто такие? Откуда?
Грузный небритый мужчина лет сорока, в бежевом, когда-то франтоватом пиджаке спортивного кроя, оглядев подошедших офицеров, ответил:
— Trajanovo odlúčenie od Batyavanu. Všetko, čo z neho zostalo…
Первушин, повернувшись к Савушкину, хмуро пояснил:
— В Батяванах был армейский охранный батальон, который караулил арсенал, и отряд Траяна, из рабочих обувной фабрики. Эти трое — похоже, траяновы хлопцы. Точнее — всё, что осталось от их отряда. А было их двести с лишним штыков, не считая армейских…
Глава восемнадцатая
Савушкин кивнул и, оглядев батяванских ополченцев, произнёс:
— Это всё очень печально. Но какого рожна они три часа у своих машин околачивались и даже одиночных ячеек не выкопали? И, Коля, давай решать, что нам делать — немцы, что этих несчастных повстанцев перебили, могут лес прочесать и на нас нарваться….
Капитан Первушин спросил что-то по-словацки у беглецов, внимательно выслушал сбивчивые ответы от тех, что были в штатском — третий, что был в немецкой форме, испуганно молчал и лишь переводил взгляд со своих товарищей на Первушина и Савушкина — и, повернувшись к Алексею, произнёс:
— Вряд ли. Немцы пришли за ними, и сейчас, скорее всего, улепётывают в Превидзу, эту долину контролируют повстанцы из Турчека, ближайшие немецкие позиции — в Кремнице, но там немцев мало. Так что это партизанская территория, Лёша, не дрейфь!
Савушкин вздохнул.
— Эти, из Батяван, небось, так же думали… Спроси у этого, в форме, где он её нашёл и почему таскает? А если он немец — то почему подался в партизаны?
Первушин вновь обратился к батяванским партизанам — и те жарко принялись ему что-то рассказывать, перебивая друг друга; похоже, тема вопроса задела их за живое. Первушин, выслушав обоих, вновь повернулся к Савушкину.
— Это не немец. Это француз. Батальон французов из Эльзаса пятого сентября вошел в Топольчаны, а на следующий день его вторая рота в полном составе перешла на сторону повстанцев в Батяванах…. Поэтому он и в форме вермахта — ничего другого им предложить не успели….
Савушкин кивнул — за два с половиной месяца в немецком тылу он такого насмотрелся, что эльзасцы, воюющие на стороне словацких повстанцев, его ничуть не изумили — и произнёс:
— Хорошо. Скажи этим бедолагам, что мы едем в Банска-Бистрицу, если хотят — могут отправится с нами, место в машине есть. У них минута на размышление, потом или расходимся, или уже вместе до конца. Дословно передай! Партизанщина кончилась, они теперь в воинской части Красной армии…. Витя, выползай! — крикнул он Некрасову, всё это время сторожко хоронящемуся в зарослях можжевельника. Снайпер тотчас появился на просеке — к немалому изумлению батяванских беглецов.