— А ты как думал? — помолчав, продолжил: — Попал я, скажу прямо, как кур в ощип — как раз немцы начали карательную операцию против бригады… получил я под команду взвод пешей разведки и задачу — выбить из Литвиновичей венгерцев, какие эту деревню заняли ротой и взялись хозяйствовать…. Выбили. Ну как выбили? Собрали их, пьяных, в кучу, погрузили на машины и отправили в Духановку — само собой, оружие и амуницию изъяв…. Но сумские леса вдоль Сейма всё ж — жидковаты для настоящей партизанской войны. Немцы к июлю нагнали всякого шлака вместо войска — как нынче против словаков — и начали наступление. Пришлось нам уходить в Брянские леса…. Прорвались. Не без потерь, конечно, но всё ж ушли. Тысячи полторы нас тогда Ковпак увёл. Поначалу в Ямпольские леса, а потом ещё севернее — где уже настоящие пущи начинались. Старая Гута, Новая Гута, Ковалеров…. Одна беда — отсидеться там можно, а вот действовать против немцев — никак. Глухие места, ни дорог к фронту, ни рокад. В общем, получил наш Сидор Артемьевич приказ в Москве — двигаться за Днепр, на пути сообщения немцев, подымать, так сказать, украинский народ на борьбу с фашизмом…. Да вот только поднять его оказалось тяжко. Но я уже этого не видел, потому как в октябре сорок второго попал в плен….
— В плен? — Удивлённо переспросил Савушкин. И недоверчиво добавил: — До сентября сорок третьего партизаны не считались военнослужащими Красной Армии….
Первушин усмехнулся.
— Намекаешь, что немцы должны были меня повесить?
— Ну, не то, чтобы намекаю…
— Правильно намекаешь. Но попал я в плен не к немцам, а к словакам. Недалеко от станции Сарны, это близ Житомира.
Савушкин коротко кивнул.
— Знаю.
— Сарненский узел сторожила словацкая охранная дивизия. Тогда, до Сталинграда, немцы со словаками ещё носились, как дурень с писаной торбой, играли в союзников, типа, доверяли. Ну и словаки вокруг Сарн этих чувствовали себя хозяевами… Мы с хлопцами верхоконно проводили разведку — и надо ж было на словацкий дозор налететь… Мы едем себе по лесной дороге, в ус не дуем — а тут из-за поворота полтора десятка словаков шпацируют. Нас трое, их шестнадцать, им винтовки с плеча сдёрнуть — пару секунд, у нас автоматы за спиной, по-походному — лес же вокруг, партизанская стихия… В общем, взяли они нас. Потом всё чин-чинарём, военный трибунал, смертная казнь, с заменой на каторгу, а пока тюрьма — до завершения войны…. Процедура у них там была отлажена. И попали мы в военную тюрьму в Ружомбероке…
Савушкин оживился.
— Так, Коля, погоди. Ружомберок, говоришь? Ты там такого Рудольфа Яшика не встречап?
Первушин изумлённо посмотрел на своего собеседника.
— А ты-то его откуда знаешь?
— Встречался недели две назад, в Скалите, он там комиссаром батальона.
Капитан Первушин присвистнул.
— Ого! Молодец, поэт!
— Почему поэт? — Удивился Савушкин.
— А он ещё до войны во всяких словацких газетках печатался, рассказики там, стишки… Я читал. Неплохо, да и чувствуется талант. Так он комиссарит нынче, говоришь?
— Ну да, он нас и отпустил, мы тогда под тодтовцев косили.
— Скалите, говоришь? — Первушин, подумав, добавил уже куда менее жизнерадостно: — Второй пехотный батальон… Это шестой полк второй дивизии. — Капитан тяжело вздохнул и, глянув Савушкину в глаза, промолвил: — Не хочу тебя преждевременно огорчать, Лёша — но когда мы уходили из бригады, были скверные новости из Раецкой долины….
— Не тяни.
— Батальон этот до Жилины не доехал — разбежался. От четырехсот штыков штатного состава осталось сорок пять бойцов, и к ним примкнули где-то столько же местных. Этому отряду и выпала тяжкая доля защищать позиции, какие и батальону не удержать. Два дня они обороняли проход в долину, на третий их немцы смели артогнём…. В общем, нет уже этого батальона. Жив ли комиссар — Бог весть…. Вот такие пироги, Лёша.
— Погоди. Как разбежался? — Не понял Савушкин.
— А вот так. Ты, как я посмотрю, в политической жизни Словакии слабоват?
Савушкин развёл руками.
— Да откуда? Про восстание и то через неделю после его начала узнали… Я и про то, что есть такая самостийная Словакия, только в сорок третьем узнал, на Кальмиусе, когда пленные словаки стали попадаться…
Первушин удовлетворённо кивнул.
— Понятно. Ладно, тогда я тебя просвещу…
Но тотчас сделать этого капитану Первушину не удалось. Внезапно «блитц», осторожно ползущий по серпантину вниз, под гору, резко вывернул направо, и, сминая молодой ельник, ринулся в глубину леса. Проехав метров сто и окончательно растворившись средь густо разросшегося молодняка хвойных, «блитц» остановился и замер, пару раз буркнув мотором. Из кабины показался Костенко, и, обращаясь к сидевшим в кузове командирам, вполголоса произнёс:
— Прыихалы. Добре, шо я як раз высунувсь, и нас не спалили. Внизу, метрах в пятистах, нейки замок разваленный, а вокруг — три машины и богато народу. С оружием и в немецкой форме….
Глава семнадцатая