Дойти до перевала

— Дело сделано. Уходим. — подумав про себя, что даже силами армейского сапёрного батальона восстановить этот мост удастся в лучшем случае дня за четыре, а то и за пять, и это ещё очень большой вопрос — есть ли у карателей этот армейский сапёрный батальон…. Если у дивизии «Хорст Вессель» есть собственные сапёры — то всё равно им придется провозиться минимум неделю. Что безусловно есть гут….

Светало. Когда Савушкин со своими разведчиками и временно прикомандированным Иржи добрались до «блитца», спрятанного в зарослях можжевельника — их уже ожидали Котёночкин, капитан Первушин и три его бойца, чрезвычайно возбуждённых и радостно, хоть и вполголоса, делящихся подробностями проведённой на их глазах блестящей операции. Встретили они Савушкина и Костенко с Некрасовым практически так же, как папанинцев и челюскинцев встречала до войны праздничная Москва — во взглядах словаков восторг перемежался с обожанием.

— Ну вы молодцы, хлопцы! — с уважением произнёс капитан Первушин.

— Есть такое дело, — согласился Савушкин. И добавил: — Куда будем уходить?

Первушин пожал плечами.

— Я полагал, мы к своим, в бригаду Волянского, ну а вы — к своим… А что?

Что ж, пришло время поставить точки над i. И Савушкин, вздохнув, ответил:

— Наши сейчас под Минском. Ну, или под Люблином. По ту сторону линии фронта…

Первушин растерянно спросил:

— Так вы не из отряда Баранова?

— Баранов — начальник нашего Управления. Разведупра Генерального штаба РККА. Мы — дальняя разведка, выполняем приказы Генштаба. И ему подчиняемся….

— Ого! — только и смог изумлённо выдавить из себя Первушин.

— Но этот мост — наша собственная инициатива. Мы потеряли радиста и рацию, связи с центром нет, но оставался тол и взрыватели, машина и желание продолжать войну. Вот мы и решили, что этот мост через Грон достоин того, чтобы на него потратить остатки взрывчатки. Ну а тут вы… Очень удачно нарисовались.

Капитан Первушин кивнул.

— Ясно. Вам нужна связь с Большой землёй.

Савушкин покачал головой. А быстро бывший начальник разведки полка соображает! И кивнул:

— Да.

— Тогда поехали, чего кота тянуть за хвост!

Савушкин покачал головой.

— Светает. Нас обнаружат.

Первушин махнул рукой.

— Не боись, проедем так, что комар носа не подточит! К вечеру будем в Банской!

Савушкин вздохнул. Три года прошло, а Первушин так и не поменялся — тогда, на Сейме, он тоже так вот небрежно отмахнулся от предупреждений майора Лиховертова….

Глава шестнадцатая

История капитана Первушина, рассказанная им самим во время вынужденного путешествия по Велькой Фатре…

— Да убери ты свою карту, Лёша! Я эти горы, как свои пять пальцев знаю!

Савушкин вздохнул, но убрал карту в планшет. Капитан Первушин, удовлетворённо кивнув, продолжил:

— Я в кабину, к твоему водителю, вы все в кузов. Сейчас мы проскочим через шоссе на Жьяр и двинемся на Пителову. Это наш город, там повстанцы уже три недели шуруют вовсю. Считай, что в Пителовой мы уже дома. От Пителовой до Банской Бистрицы через Клачаны, Железну Брежницу и Бадин — сорок с небольшим километров, причём по нашей земле! Правда, через горы…. Ну тут ничего не поделать — это Словакия…. Вечером будем в Банской!

— Коля, мы час назад мост через Грон на воздух подняли, немцы в таких случаях ягдкоманды по лесам разгоняют… Как бы впросак не попасть… — Савушкин очевидно не разделял оптимизма капитана Первушина. Тот, отмахнувшись, бросил:

— Не дрейфь! До Пителовой — двенадцать километров ничейной земли, проскочим! По коням!

Через минуту «блитц», утробно рыкнув мотором, развернулся меж кустов можжевельника, выехал на просёлок и бодро покатил к шоссе Кремница — Жьяр-над-Гроном — с которого съехал три часа назад.

Солнце ещё не показалось из-за Велькой Фатры, но утро уже входило в свои права, загоняя ночь за Белые Карпаты и дальше за Дунай. Савушкин, велев своим разведчикам и словакам Первушина рассредоточится по бортам кузова и внимательно смотреть по сторонам, держа оружие наизготовку — сам, облокотясь на крышу «блитца», зорко вглядывался в предрассветный сумрак, с каждой минутой неумолимо превращавшийся в яркое сентябрьское утро. В иное время и в иной обстановке это Савушкина радовало бы — но не сейчас: территория, по которой тарахтел их «блитц», была «ничейной» землёй — на которой, как известно, может случится, что угодно…

Впрочем, шоссе, в этот предрассветный час пустынное и покрытое росой — им удалось проскочить невозбранно. Вокруг царило безмолвие, предрассветную тишину, окутавшую долину Грона, нарушал лишь мотор их «блитца», кругом, насколько улавливало ухо капитана — царил покой и умиротворение. «Как будто и нет никакой войны», вспомнил Савушкин фразу своего лейтенанта, и, повернувшись к Котёночкину, дремлющему в груде шинелей и кожухов, спросил:

— Володя, ты как?

Лейтенант, вскинув голову и отряхиваясь от остатков сна — ответил:

— Выспался, бодр, весел и энергичен!