Дочь генерала

— Ладно, шутки в сторону. Ближе к делу. Нам сказали, будто Энн чувствовала, что ей не миновать соперничества с отцом, сознавала, что ей никогда не одержать над ним верх, и поэтому, не желая уступать, начала против него диверсионную войну.

— Кто вам это сказал?

— Один человек, которому это сказал психоаналитик.

— Этот психоаналитик заблуждается. Люди подобного склада характера уверены, что могут соперничать на равных и не отступятся перед главенствующей личностью.

— Значит, это и не являлось истинной причиной ненависти Энн Кэмпбелл к собственному отцу? Они были не прочь столкнуться лбами?

— Вот именно. Истинной причиной ее глубочайшей ненависти к отцу стало предательство.

— Предательство?

— Да. Энн Кэмпбелл не начала бы испытывать неестественной ненависти к отцу из чувства соперничества, ревности или своей ущемленности. Несмотря на то что они стали соперниками, в чем еще нет ничего плохого, собственно говоря, она продолжала любить отца, пока тот ее не предал. И предательство это столь глубоко и сильно ранило ее, настолько сильно потрясло, что она с трудом перенесла эту коварную измену. Ей очень трудно было пережить удар в спину, нанесенный ей человеком, которого она любила, обожала и которому доверяла более, чем кому-либо еще на свете. Его предательство разбило ее сердце. Вам этого достаточно?

— Но в чем именно выражалось его предательство? — спросила Синтия, подаваясь всем телом вперед.

Мур ничего не ответил, только выразительно взглянул на нас.

— Он изнасиловал ее?

Мур покачал головой.

— Но тогда что же он такого сделал?

— Это даже и не играет особой роли, в чем именно заключалось его предательство. Главное, вам следует уяснить, что она не могла этого ни простить, ни забыть.

— Полковник, не пудрите нам мозги. Что он ей сделал? — прямо спросил я.

Мур оторопело уставился на меня, но быстро взял себя в руки и сказал:

— Я не знаю.

— Но вы же знаете наверняка, что он не насиловал ее и не совращал.

— Да. Она мне сама об этом рассказывала. Но не более того. Когда мы обсуждали с ней причину ее ненависти к отцу, она предпочитала говорить просто о предательстве с его стороны, не углубляясь в детали.

— Но, согласитесь, полковник, — саркастически заметил я, — он мог всего-навсего забыть сделать ей подарок ко дню рождения.

Полковник Мур уже явно нервничал, чего я и добивался, откровенно говоря, своим сарказмом.

— Нет, мистер Бреннер, — сказал он, наморщив лоб, — речь идет не о подобных тривиальных вещах. Я надеюсь, вы можете понять чувства человека, которого обманули, и обманули подло, обдуманно, обманули люди, которым он всецело доверял и которых любил. Причем обман этот не был результатом случайной забывчивости или легкомыслия, его совершили из личных соображений, во имя эгоистических интересов. Такой обман никогда не прощают и не забывают. Вот вам один классический пример: преданная и любящая супруга вдруг обнаруживает, что ее обожаемый муж ей давно уже изменяет с другой женщиной.

Мы с Синтией на мгновение задумались над этим примером, видимо, соотнося его со своим собственным опытом, но промолчали.

— Вот вам иной, более близкий, случай, — сказал полковник, выждав паузу. — Девушка или молодая женщина обожает и боготворит своего отца. Но однажды она совершенно случайно слышит, как тот говорит своим друзьям или коллегам примерно следующее: «Знаете, моя Джейн очень странная девушка, она почти не выходит из дому и все время крутится вокруг меня. Она строит воздушные замки о мальчиках, но, по-моему, никогда не решится завести себе парня, потому что слишком застенчива и наивна. Лучше бы ей хоть изредка выбираться на люди, а еще лучше — поселиться где-нибудь отдельно и самой наладить собственную жизнь». — Он выразительно посмотрел на нас обоих: — Разве подобное не разбило бы сердце юной женщины, обожествляющей своего отца? Разве это не ввергло бы ее в отчаяние?

Несомненно, так бы оно и случилось, подумалось мне. У меня у самого сердце обливалось кровью, когда я слушал эту историю, хотя Синтия и считает меня совершенно бесчувственным.

— Вы полагаете, что произошло нечто подобное? — спросил я.

— Возможно.

— Но почему она вам не рассказала, как все было с ней на самом деле?

— Проблема в том, что обычно пациент не хочет обсуждать истинную причину своего расстройства, поскольку ее раскрытие предполагает последующую оценку случившегося, а это не совсем то, что пациенту на самом деле нужно. Пациент понимает, что объективному слушателю это предательство может и не показаться настолько ужасным. Хотя порой оно действительно потрясает воображение любого нормального человека: возьмите, к примеру, совращение отцом собственной дочери. В данном случае этого не было, но было нечто иное, не менее отвратительное и жуткое.

Я кивнул, словно бы полностью был согласен с ним, хотя занимал меня совсем другой вопрос, и я его задал:

— Так не могли бы вы все-таки предположить, что же случилось в данном случае?