— Благодарю вас, полковник, и на этом разрешите закончить нашу беседу. Мы весьма признательны вам за помощь следствию, — сказал я, мысленно прощая полковнику его попытку заморочить нам голову.
Я ожидал, что теперь он встанет, как это предусмотрено этикетом, но вместо этого полковник спросил:
— Вы нашли в ее доме какие-либо компроматы?
Теперь настала моя очередь прикидываться простаком, и я с наивным видом поинтересовался:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, дневники, фотографии, письма, списки любовников. Вы же сами все понимаете.
— Моя незамужняя тетушка при всем своем желании не нашла бы там ничего компрометирующего, даже музыки, пробудь она в доме покойной хоть целую неделю, — сказал я, что было истинной правдой, поскольку моя тетушка, при всем своем назойливом любопытстве, утратила ощущение пространства.
Полковник Фоулер встал, и мы последовали его примеру.
— В таком случае вы плохо искали, — сказал он. — Энн Кэмпбелл все документировала. Это было ее профессиональной привычкой психолога и обдуманным действием расчетливой развратительницы, не желающей полагаться на одни только воспоминания о своих забавах в стогу сена, мотеле или в чьем-то служебном кабинете. Ищите лучше.
— Хорошо, сэр. — Признаться, мне не очень-то нравилось слышать подобного рода советы от Кента или Фоулера. Откровенно говоря, Энн Кэмпбелл стала для меня чем-то большим, чем просто жертвой убийцы. Возможно, мне и удастся найти его, но ведь нужно еще и установить, почему она так себя вела, и объяснить это людям типа Фоулера и Кента. Жизнь, которую прожила Энн Кэмпбелл, не требовала ни прощения, ни сожаления. Она требовала разумного объяснения и, возможно, оправдания.
Полковник Фоулер проводил нас до парадной двери, видимо, досадуя, что разговаривал по телефону, когда мы пришли, и не встретил нас сам: наша встреча с миссис Фоулер вряд ли входила в его планы. Пожимая на прощание ему руку, я сказал:
— Кстати, мы так и не нашли памятный перстень Энн Кэмпбелл. Она всегда носила его?
— Я не обращал внимания, — подумав, ответил он.
— Но на пальце у нее остался след от перстня.
— Значит, она его носила.
— Знаете, полковник, если бы я стал генералом, мне бы хотелось иметь именно вас своим адъютантом.
— Если бы вы были генералом, Бреннер, вам без меня было бы просто не обойтись, — парировал он. — Всего хорошего.
Зеленая дверь за нами захлопнулась, и мы пошли по дорожке к машине.
— Мы почти добрались до главной тайны Энн и ее отца, но в самый последний момент вновь уперлись в стену, — сказала Синтия.
— Верно, — кивнул я. — Но мы все-таки знаем, что тайна существует, и никакие рассуждения о воображаемых несправедливостях и неестественной ненависти к ее отцу не объясняют ее. Во всяком случае, я ничему подобному не верю.
— И я тоже, — согласилась Синтия, открывая дверь машины.
— Ты обратила внимание, какой вид был у жены полковника? — заметил я, плюхаясь на сиденье.
— Конечно, обратила.
— А полковнику Фоулеру нужны новые часы.
— И это верно.
Глава 22
— Едем завтракать или в школу психологических операций? — спросила меня Синтия.
— В школу психологических операций. Позавтракаем с полковником Муром.
На дорожках, ведущих к каждому особняку на Бетани-Хилл, имелись столбики с белыми табличками, на одной из которых черными буквами было написано: «Полковник и миссис Кент».
— Интересно, где будет обитать Билл Кент в следующем месяце? — спросил я у Синтии, указывая ей на эту надпись.
— Надеюсь, что не в тюрьме Ливенуорта, штат Канзас. Мне жаль его, — сказала она.
— Люди сами коверкают себе жизнь.
— Имей хоть каплю сочувствия, Пол.
— О’кей. Учитывая масштабы морального разложения в этом гарнизоне нетрудно себе представить, какая последует волна внезапных отставок, увольнений и переводов на новое место службы. Не обойдется и без разводов, но, если повезет, до судебных процессов по обвинению офицеров в недостойном поведении дело не дойдет. Ведь тогда им понадобилось бы выделить отдельный корпус в ливенуортской тюрьме для любовников Энн Кэмпбелл. Ты можешь себе представить эту картину? Более двух десятков разжалованных офицеров сидят по камерам…
— Мне кажется, это уже не сочувствие.
— Ты права. Извини.
Мы выехали из поселка на Бетани-Хилл и смешались с потоком машин, развозящих в этот утренний час людей и грузы по местам назначения. Мимо и вокруг нас двигались служебные автомобили и автофургоны с солдатами, школьные автобусы с детьми и грузовики, джипы и микроавтобусы, шагали строем или бежали курсанты. Тысячи мужчин и женщин куда-то стремились по своим делам, и это было похоже и одновременно не похоже на то, что происходит в любом маленьком городке в восемь утра. В мирное время служба во внутренних гарнизонах США в лучшем случае кажется скучной, но во время войны жизнь в городках, подобных Форт-Хадли, мало чем отличается от жизни прифронтовых гарнизонов, хотя здесь, безусловно, и немного спокойнее.
— Некоторые люди действительно плохо замечают течение времени, — рассуждала Синтия. — Я склонна поверить, что полковник Фоулер на самом деле что-то просто напутал в последовательности событий.