А может быть, ее слова уже и не играли в данной ситуации никакой роли — Кент и без того был сыт всем по горло. Он понимал, что вокруг полно следов других людей, и знал, что уже спустя несколько часов снова окажется здесь как официальное лицо, так что его следы получат вполне разумное объяснение. Как профессионал, он все это моментально просчитал. Это преступление рисовалось ему не только безупречным, но и необходимым, вполне оправданным. Оставалось лишь нагнуться и затянуть веревку. Но было ли у него мужество сделать это? Умоляла ли жертва пощадить ее? Неужели у него не дрогнуло сердце и не шевельнулось сомнение? Или же ярость затмила ему разум и чувства?
Что, собственно, было мне известно об этом человеке, с которым мне приходилось не раз сталкиваться за последние десять лет? Я напряг свою память, но вспомнил о нем лишь то, что он всегда больше пытался казаться приличным человеком, чем был им на самом деле. Он весьма дорожил репутацией незапятнанного полицейского, установившейся за ним, не допускал сальных шуток или двусмысленных намеков с сексуальным подтекстом и строго спрашивал со своих подчиненных, не отвечающих его пониманию норм поведения и внешнего вида. Но потом его вдруг совратила генеральская дочка. Он стал посмешищем, упал в глазах своих подчиненных, но вынужден был молча мириться с позором, отлично понимая при этом, что генералом не становятся, переспав с генеральской дочкой.
А что, если где-то в самых темных глубинах его сознания копошилась мыслишка о том, что кое-кто в гарнизоне, не говоря уж о его подчиненных, может статься, и догадывается, что это полковник Кент убил Энн Кэмпбелл, что именно он, начальник военной полиции Форт-Хадли, избавил от забот не только самого себя, но и тридцать старших офицеров и их жен? У нормального человека к убийце возникает вполне естественное отвращение, но убийца также может и внушать к себе страх и уважение, особенно если бытует негласное мнение, что он совершил не такое уж и плохое дело.
Но даже принимая все это, допуская, что эти выводы и рассуждения обоснованны и реальны, можно ли с полной уверенностью предъявить обвинение в убийстве начальнику военной полиции полковнику Уильяму Кенту? Почему именно ему? Разве мало других людей имели все основания покончить с Энн Кэмпбелл раз и навсегда — из мести, ревности, из страха перед расплатой за свои грехи, из боязни позора и унижения, из маниакальной тяги к убийству, наконец? И даже если убийца Кент, то как это доказать? Нелегкая задача — изобличить преступника, если это один из полицейских, побывавших на месте преступления.
Я постоял немного перед дверью кабинета Кента, собрался с духом и постучал.
Глава 30
По дороге в офицерский клуб я спросил у Синтии:
— А почему ты думаешь, что убийца — Кент?
— Инстинкт.
— Инстинкт уложил Кента между ляжек Энн Кэмпбелл. А я спрашиваю тебя, почему ты считаешь, что он ее убил.
— Этого я наверняка не знаю, Пол. Но мы исключили других подозреваемых: у обоих Ярдли имеется алиби, полковник Мур этого не делал, супруги Фоулеры тоже, как и генерал со своей супругой, если уж на то пошло. Вряд ли можно заподозрить в убийстве и обнаруживших труп сержанта Сент-Джона и рядовую Кейси, а также всех остальных, с кем мы разговаривали об этом деле.
— Но есть ведь еще и майор Боуэс, полковник Уимс, лейтенант Элби, гарнизонный капеллан, главный врач и другие офицеры, у которых был мотив для ее убийства. Я не говорю уже о женах этих офицеров. Все может быть.
— Верно. Убийцей может быть и совершенно посторонний человек, о котором мы вообще ничего не знаем. Однако нужно же принимать во внимание и такие факторы, как возможность и способность совершить убийство.
— Не спорю. К сожалению, у нас нет времени для допроса всех мужчин, упомянутых в ее дневнике. И мне не хотелось бы, чтобы этим занялось ФБР. Они накатают на каждого подозреваемого рапорт страниц на двести. Кент вполне реальный подозреваемый, но я не хочу притягивать его за уши к убийству, как он хотел поступить с полковником Муром, да и не только он один.
— Я тебя понимаю. Но в один прекрасный момент мне вдруг пришло в голову, что Кент идеально вписывается в облик убийцы.
— И когда же именно эта мысль осенила тебя?
— В душевой комнате.
— Тогда у меня больше нет вопросов.
— Как ты думаешь, он приедет в бар выпить с нами?
— Ничего определенного по этому поводу он мне не ответил. Но если он все же и есть убийца, то непременно придет, в этом я не сомневаюсь. Убийца хочет находиться как можно ближе к следствию, видеть все собственными глазами, все слышать и даже пытаться манипулировать расследованием. И делает это порой довольно ловко и незаметно. Я, конечно, не стану утверждать, что раз Кент решил выпить с нами, то он и есть убийца, но готов биться об заклад, что если он не появится в баре, то он не убивал ее.
— Все понятно.