Все это вертелось у меня в глубине подсознания в последние двое суток, но я упорно гнал от себя эту мысль. Кент сам предложил мне вести расследование, что и предопределило мое умонастроение. Кент был моим единственным союзником из всех должностных лиц в этом гарнизоне, все остальные входили в число подозреваемых, свидетелей, скомпрометировавших себя или косвенно заинтересованных. С некоторым запозданием, но Кент тоже признался, что и у него рыльце в пушку, потому что подумал, что я раскопал кое-что о его отношениях с Энн Кэмпбелл, и, возможно, также заподозрил, что нам с Синтией удалось найти потайную комнату. Скорее всего, это Берт Ярдли выдвинул такую версию, заподозрив неладное во время обыска, и они решили, что, кроме меня, обнаружить комнату в подвале никто не мог. И хотя все в ней оставалось вроде бы нетронутым, ни Ярдли, ни Кент не могли знать наверняка, что я там нашел и увез с собой: уж очень подозрительным было то, что дверь за плакатом была заклеена.
Этот пройдоха Берт Ярдли, сделавший удивленное лицо, когда я сообщил ему о своем открытии, не мог не знать, что Энн Кэмпбелл не имела привычки заклеивать дверь. Естественно, он сразу же заподозрил меня. Своими опасениями Берт Ярдли поделился с Кентом, и тот решил покаяться в своем аморальном поведении, ни слова не проронив, однако, о потайной комнате. Теперь все, что было в ней, хранилось у Ярдли, а какие между ним и Кентом отношения, кто кого из них двоих держал за яйца, я не знал. Одно лишь не вызывало у меня сомнений: если один из них убийца, другому об этом неизвестно.
Мне вспомнилось, как Кент всячески препятствовал тому, чтобы я немедленно произвел обыск дома Энн Кэмпбелл. Тогда это представлялось мне вполне понятным, поскольку шло вразрез с законной процедурой подобных мероприятий. Но теперь мне пришло в голову, что Кент хотел позвонить рано утром Ярдли, а может быть, уже и пытался связаться с ним до или после того, как позвонил мне, и сказать ему что-то вроде: «Шеф, Энн Кэмпбелл нашли в гарнизоне убитой. Так что постарайтесь поживее заполучить санкцию на обыск в ее доме. Нужно собрать вещественные доказательства». И Ярдли тотчас бы смекнул, от каких улик и вещественных доказательств нужно как можно быстрее избавиться. Но, к сожалению, в это время Ярдли, как он сам об этом заявил мне, находился в Атланте, и Кент попал в неприятный переплет.
С этим все ясно. Итак, я оказался в доме убитой первым, и Кенту пришлось уже употреблять иные выражения, когда он звонил Ярдли в Атланту и сообщал о том, что здесь стряслось. Потом Кенту и Ярдли оставалось лишь уповать на то, что я не обнаружил комнату. Впрочем, мы с Синтией тоже напрасно тешились надеждой, что все обойдется, не подозревая о том, что и шеф мидлендской полиции, и начальник военной полиции гарнизона Форт-Хадли посещали этот милый уголок.
Кроме того, Кент не торопился оповестить о случившемся генерала и миссис Кэмпбелл. Это можно было, конечно, посчитать естественной человеческой реакцией, нежеланием стать горе-вестником, хотя для начальника военной полиции подобное поведение вряд ли типично. Но если представить себе, что именно он убил Энн Кэмпбелл, тогда малодушие Кента при исполнении своего служебного долга становится совершенно понятным.
Кент также не позвонил майору Боуэсу, поскольку знал, что тот знает о комнате в подвале, так как тоже развлекался там. И ему вовсе не хотелось, чтобы шеф местного отделения СКР прибрал к рукам компрометирующие материалы на него, начальника гарнизонной военной полиции. Сам же Кент никак не мог упредить всех, проникнув в подвал Энн Кэмпбелл, так как ему нужно было мчаться домой с места преступления и ждать там сообщения от своих подчиненных об обнаружении трупа.
Я почти во всех деталях представлял себе всю эту картину. Но кое-кого в ней еще недоставало. По неизвестным мне пока причинам, Кент, видимо, оказался где-то рядом с шестым стрельбищем. Я не знал, в курсе ли он был, что там происходит, однако мог представить себе, как после ухода генерала Кэмпбелла крупный и высокий Билл Кент, скорее всего, в своем мундире, идет от шоссе к лежащей на земле голой и связанной Энн Кэмпбелл. Вот он останавливается, они глядят друг на друга, и он понимает, что судьба сделала ему редкий подарок. Стоит лишь затянуть потуже веревку на шее той, что доставляла ему и многим другим столько неприятных хлопот, и со всеми проблемами будет раз и навсегда покончено.
Он мог знать и не знать, для чего все это представление было затеяно, мог слышать и не слышать разговор Энн с ее отцом, а мог и по ошибке посчитать то, что видел, подготовкой к встрече с другим любовником и прийти в ярость, поскольку был ревнив. Но в любом случае они должны были поговорить, и вполне возможно, что Энн Кэмпбелл сказала ему нечто резкое и неуместное.