Добывайки в поле

– Да, папа, – шепнула Арриэтта, а Хомили кивнула, стараясь проглотить комок в горле.

– Ну и прекрасно, – сказал Под, и голос его прозвучал куда мягче. – Как говорится в твоём календаре, Арриэтта, «умный понимает с полуслова». А теперь дайте-ка мне конский волос. Денёк выдался хороший. Пока вы убираете после завтрака и моете посуду, я возьмусь за рыболовную сеть. Как вы на это смотрите?

Хомили снова кивнула, даже не поинтересовавшись (что не преминула бы сделать при других обстоятельствах), как, поймав рыбу, он собирается её зажарить или сварить.

– Тут кругом полно прекрасной сухой коры, – добавил Под. – Для поплавков ничего лучше и не придумать.

Как ни искусен был он в завязывании узлов, повозиться с волосками пришлось порядочно: они пружинили и выскакивали из ушка иголки. Но когда с уборкой было покончено и Арриэтту послали на ручеёк с двумя мешками – простым для коры, а провощённым для воды, – Хомили пришла на помощь Поду, и вместе они связали сеть наподобие паутины, благо Хомили умела плести кружева.

– Что это ещё за Спиллер? – с беспокойством спросил Под через некоторое время, наблюдая, как ловкие пальцы жены завязывают узлы.

– Не упоминай при мне о нём! – фыркнула Хомили, не отрываясь от работы.

– Он добывайка или кто?

– Не знаю! – рассердилась Хомили. – Мало того, не хочу и знать. Кинул в меня жука – вот всё, что я знаю. И украл шляпную булавку и половинку ножниц.

– Ты уверена в этом? – повысил голос Под.

– Как в том, что сижу сейчас здесь. Ты бы на него посмотрел!

Под помолчал, потом, глядя вдаль, на залитое солнцем поле, сказал:

– Я бы хотел с ним встретиться.

Сеть быстро росла, время летело незаметно. Один раз, когда они подняли её за два конца, чтобы рассмотреть, туда пулей заскочил кузнечик, и лишь после того, как они осторожно, чтобы не порвать ячеек, высвободили его, Хомили вспомнила, что пора перекусить, и всплеснула руками:

– Батюшки мои, ты только взгляни на тени! Должно быть, сейчас не меньше двух часов. Что там приключилось с Арриэттой?

– Играет в воде, не иначе, – предположил Под.

– Но ведь ты же ей сказал: одна нога здесь, другая – там, и не считать ворон, – напомнила Хомили.

– Она и так ворон не считает.

– Тут ты ошибаешься, ей приходится каждый раз повторять заново.

– Ей скоро четырнадцать, – заметил Под.

– Неважно, – возразила, вставая с земли, Хомили. – Она сущий ребёнок для своих лет. Ей вечно приходится всё напоминать, у неё на всё найдётся отговорка.

Хомили сложила сеть, отряхнула платье и торопливо пошла к полке над корнем, где висели инструменты.

– Ты голоден, Под?

(Это был риторический вопрос: они, все трое, теперь всегда были голодны, даже после еды.)

– А что у нас есть?

– Несколько ягод боярышника, два-три ореха и заплесневелая ежевика.

Под вздохнул.

– Ладно.

– Так что принести-то?

– Орехи, они сытнее.

– Ничего не поделаешь, Под! – воскликнула Хомили с печальным видом. – Может, сходишь поищешь землянику?

– Неплохая мысль, – сказал Под и двинулся к краю насыпи.

– Её осталось очень мало: кто-то подчистил. Наверно, птицы. Или этот Спиллер.

– Тише! – предостерегающе поднял руку Под, неподвижно, как статуя, застыв на пороге пещеры и устремив взгляд куда-то влево.

– Что там такое? – спросила шёпотом Хомили немного погодя.

– Голоса.

– Какие голоса?

– Человеков.

Хомили испуганно ойкнула, и Под на неё шикнул.

Они стояли как вкопанные, насторожив уши. Снизу из травы доносилось слабое стрекотание насекомых. В нише жужжала залетевшая туда ненароком муха. Покружившись вокруг них, она уселась наконец на песчаном полу, там, где за завтраком Хомили пролила мёд. И тут совсем близко – прямо над ними! – раздался другой звук, от которого у них застыла в жилах кровь, сердца наполнились ужасом, хотя он был, казалось бы, и не страшный: человеческий смех.

Боясь шевельнуться, бледные, испуганные, они замерли на месте, напряжённо прислушиваясь. Тишина. Затем, ещё ближе, прозвучало короткое, резкое слово – человек выругался, – а следом раздался собачий лай.

Под наклонился, быстро, одним движением развязал бечёвку и, перебирая по ней руками, притянул вниз качающуюся ветку. На этот раз, приложив все силы, он до тех пор тянул бечёвку, пока полностью не закрыл вход в пещеру густой сетью веточек и листьев, и, тяжело отдуваясь, сказал:

– Вот так. Теперь сюда не так-то легко попасть.

В испещрённом пятнами сумраке Хомили не могла сразу разглядеть выражение его лица, однако почувствовала, что он спокоен, поэтому спросила ровным голосом:

– Теперь нас не видно?

– Совершенно.

Он подошёл к зелёной стенке, раздвинул чуть-чуть листья и выглянул наружу. Затем уверенным движением крепких рук потряс ветки и сказал, отступая назад:

– А теперь дай мне ту, вторую булавку.

Вот тут-то и произошло ещё одно удивительное событие. Под протянул руку, и в ту же секунду в ней оказалась шляпная булавка, но случилось это слишком быстро и бесшумно, чтобы её могла дать Хомили. В полумраке их пещеры прятался кто-то третий – туманная тень, неразличимая в своей неподвижности. А шляпная булавка была та, что исчезла.

– Спиллер! – хрипло выдохнула Хомили, хватая ртом воздух.