– Ну! – нетерпеливо воскликнула та, но по лицу Пода поняла, что вести у него плохие. – Так ты не нашёл барсучью нору?
– Нашёл.
– Так в чём дело? Почему у тебя такой пришибленный вид? Ты не застал их дома? Они что – ушли оттуда?
Под горестно посмотрел на жену.
– Хорошо, если ушли. А если их съели?
– Что ты хочешь этим сказать? – заикаясь, с трудом выговорила Хомили.
– Там полным-полно лисиц, – произнёс Под с ударением на каждом слове и cо всё ещё круглыми от изумления глазами. – А уж вонь…
Глава одиннадцатая
В тот вечер Хомили разошлась вовсю. И ничего удивительного – что их ждало впереди? Жить до конца дней подобно Робинзону Крузо? Сырая пища и летом не в радость, а в лютые зимние холода, можно не сомневаться, они просто умрут, хотя и так нет ни малейшего шанса выжить, если они не сумеют как-нибудь отопить свой дом. Куска восковой свечи надолго не хватит. Да и спичек. А если разжечь костёр, то он должен быть огромным, не то тут же потухнет, и дым будет виден за много миль. Нет, мрачно закончила она свою речь, их песенка спета: тут двух мнений быть не может, Под и Арриэтта сами это увидят, когда наступят морозы.
Возможно, её вывел из равновесия вид Спиллера. Неотёсанный, грязный и, как ей показалось, невоспитанный, он подтвердил её наихудшие опасения. В нём было всё, что она больше всего не любила и чего боялась: он опустился. То самое (как она часто предупреждала их дома), что грозит всем добывайкам, если они за свои грехи будут вынуждены жить под открытым небом.
В довершение всего их разбудил ночью странный звук – долгий (и безумный, как почудилось Арриэтте) рёв. Она лежала, затаив дыхание и дрожа от страха, сердце её неистово билось, но, когда наконец отважилась заговорить, шепнула:
– Что это?
Ботинок заскрипел – это Под сел в постели.
– Осёл, и где-то близко. – Немного помолчав, он добавил: – Странно… я ни разу не видел здесь осла.
– И я, – согласилась Арриэтта.
Ответ отца её всё же немного успокоил, и она уже собралась было снова лечь, как её внимание привлёк другой звук, где-то рядом.
– Слышишь?
– Нечего тебе лежать, не смыкая глаз, да прислушиваться, – проворчал Под, поворачиваясь на другой бок и стягивая на себя чуть не весь носок. – Ночью спать надо.
– Но это здесь, в пещере, – шепнула Арриэтта.
Ботинок опять заскрипел, в то время как Под садился.
– Да тише ты, ради бога, – недовольно проговорила Хомили.
– Ты сама не шуми, – буркнул Под, вслушиваясь.
Что это может быть: негромкое потрескивание, повторяющееся через одинаковые промежутки?
– Ты права, – тихонько сказал он Арриэтте, – это здесь, рядом.
Он скинул носок.
– Пойду посмотрю.
– Ой, Под, не надо, – взмолилась Хомили хриплым со сна голосом и сердито вцепилась в него. – Нам здесь ничто не грозит, когда ботинок зашнурован, так что лежи спокойно…
– Нет, я должен выяснить, в чём дело. – Он стал ощупью пробираться к выходу. – Не волнуйтесь, скоро вернусь.
– Ну, тогда возьми хоть шляпную булавку, – с тревогой попросила Хомили, глядя, как он принимается расшнуровывать ботинок.
Арриэтта, тоже не сводившая с него глаз, увидела, как верх ботинка распахнулся и на фоне ночного неба возникли голова и плечи отца. Послышались вроде бы царапанье когтей, шорох, быстрый лёгкий топот, а потом и голос Пода:
– Кыш… кыш… будьте вы прокляты!
И наступила тишина.
Арриэтта подползла к выходу из ботинка и высунула голову наружу. Нишу заливал яркий лунный свет, и всё было видно до мельчайших подробностей. Под, серебряный в свете луны, стоял у входа и смотрел вниз, на поле.
– Что там такое? – крикнула Хомили из глубины ботинка.
– Да полёвки добрались до наших колосьев!
И в бледном, таком приятном свете луны Арриэтта увидела, что песчаный пол их пещерки усыпан шелухой от зёрен.
– Что ж, слезами горю не поможешь. – Под обернулся и, поддев шелуху ногой, добавил: – Возьми-ка щётку да прибери здесь.
Арриэтта принялась подметать, ощущая необыкновенный прилив радости от того, что чувствовала себя околдованной этим волшебным сиянием, придававшим даже самым обыденным предметам вроде висящего на гвозде молотка очарование.
Собрав шелуху в три аккуратные кучки, она присоединилась к отцу у входа в нишу, и они несколько минут сидели вместе на тёплом песке, вслушиваясь в ночь.
В рощице возле ручья заухала сова – мелодичный, похожий на звук флейты зов. В ответ издалека донёсся такой же, но более высокий крик, и над уснувшим пастбищем засновал взад-вперёд челнок мелодий, соединяя море лунного света с бархатом утонувших во мраке лесов.
«Пусть здесь опасно, – думала Арриэтта, умиротворённо сидя рядом с отцом, – пусть здесь трудно, я всё равно рада, что мы здесь».
– Что нам нужно, – сказал наконец Под, прерывая долгое молчание, – так это какая-нибудь жестянка.
– Жестянка? – переспросила Арриэтта, подумав, что неверно поняла.