Добывайки в поле

Волосы зацепились за куст куманики примерно на полпути от земли до верхушки, но Арриэтта, освежённая купанием, была только рада возможности полазать. Спускаясь вниз и нащупывая ногой опору, она коснулась голой ступнёй не прохладной коры, а чего-то тёплого и мягкого, и, вскрикнув, повисла, крепко сжимая добычу в руке и вглядываясь в гущу листьев внизу. Ничто не шевелилось, ничего не было видно, кроме переплетения ветвей, испещрённых солнечными пятнами. Секунда… другая… Арриэтта не отваживалась спускаться дальше, и тут ей почудилось какое-то движение, словно качнулся конец ветки.

Приглядевшись, она увидела очертания загорелой руки. «Конечно, это не может быть рука», – сказала она себе, но ни на что другое это не было похоже – ладошка и маленькие мозолистые пальцы, не больше, чем у неё. Собравшись с духом, Арриэтта дотронулась до неё ногой, и рука схватила её за пятку. Стараясь высвободиться, девочка потеряла равновесие и с криком полетела на сухие листья, устилавшие землю. Хорошо, что до неё оставалось всего несколько веток. Вместе с Арриэттой спрыгнула небольшая фигурка одного с ней роста и со смехом вопросила:

– Испугалась?

Тяжело дыша, Арриэтта уставилась в смуглое лицо с чёрными глазами, на всклокоченные чёрные волосы. Мальчишка, одетый, как догадалась Арриэтта, в потрёпанную кротовую шкуру мехом внутрь, и такой замусоленный и грязный, что сливался не только с сухими листьями, на которые они упали, но и с чёрными ветвями.

– Ты кто? – спросила девочка.

– Спиллер, – весело отозвался незнакомец.

– Фу, какой ты грязнуля! – помолчав, с отвращением заметила Арриэтта, всё ещё очень сердитая, потому что никак не могла отдышаться.

Мальчишка пожал плечами, и она спросила:

– Где ты живёшь?

В тёмных глазах мелькнула лукавая искра, и, пристально глядя на неё, он сказал:

– Здесь и там.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю.

– Ты мальчик или взрослый?

– Не знаю, – повторил он как заведённый.

– Ты что, никогда не моешься?

– Нет.

– Ну что ж, – после неловкой паузы сказала Арриэтта, обмотав прядь жёстких лошадиных волос вокруг пояса, – я пошла.

– Куда, в эту нору в насыпи? – спросил Спиллер, и в его голосе прозвучала чуть слышная насмешка.

У Арриэтты сделался растерянный вид.

– Откуда ты знаешь?

Она заметила, что, когда Спиллер улыбается, кончики его губ поднимаются прямо вверх, так что рот становится похож на букву V. Никогда в жизни ей не доводилось видеть такой плутовской улыбки.

– Ты что, никогда раньше не видела ночных бабочек? – спросил он с усмешкой.

– Значит, ты подсматривал за нами ночью? – воскликнула Арриэтта.

– А разве в эту нору вход воспрещён?

– Пожалуй. Это наш дом.

Но Спиллер, вдруг потеряв интерес к разговору, отвернулся от неё и устремил блестящий взгляд куда-то вдаль. Арриэтта открыла было рот, но он предостерегающе махнул рукой, по-прежнему не сводя глаз с поля, осторожно поднялся на ноги, одним прыжком взлетел на ветку над головой, взял там что-то и снова спрыгнул на землю. В одной руке у него она увидела тугой тёмный лук почти такой же величины, как сам Спиллер, а в другой – стрелу.

Пристально вглядываясь в высокую траву, он положил стрелу на тетиву. Раздался резкий звенящий звук, и стрела исчезла. Издалека донёсся тихий писк.

– Ты кого-то убил! – горестно воскликнула Арриэтта.

– Конечно. Для того и стрелял. – Он спрыгнул с насыпи в поле, подошёл к месту, где трава росла густым пучком, и скоро вернулся с мышью-полёвкой. – Есть-то надо.

Арриэтту потрясло увиденное. Почему – она и сама не могла понять. Дома, под кухней, они всегда ели мясо, которое, правда, добывали наверху, у человеков, так что сырым его она видела, но никогда не видела, как убивают животных.

– Мы вегетарианцы, – сказала она дрогнувшим голосом.

Спиллер не обратил на её слова никакого внимания. Для него сказанное не имело смысла, как и многое другое, – просто звуки, которые люди производят ртом.

– Хочешь мяса? – спросил он мимоходом. – Можешь взять ногу.

– Я и пальцем до неё не дотронусь! – негодующе воскликнула Арриэтта и, вскочив с земли, отряхнула юбку. – Бедняжка полёвка! А ты – противный.

– А кто не противный? – спокойно поинтересовался Спиллер и снял с ветки колчан.

Арриэтте вдруг стало любопытно.

– Что это у тебя? Дай посмотреть.

Спиллер передал колчан ей. Он был сделан из пальца от перчатки, крепкой перчатки из толстой кожи, стрелы – из сухих сосновых игл с грузилом на одном конце и шипом терновника – на другом.

– Как ты прикрепляешь шип? – спросила Арриэтта.

– Смолойдикойсливы, – пропел Спиллер три слова как одно.

– Смолой дикой сливы? Они что, отравленные?

– Нет, это было бы нечестно… Попал или промахнулся… Им надо есть… Мне надо есть. И я убиваю их быстрее, чем сова… И не так много.

Для Спиллера это была очень длинная речь. Он перекинул колчан через плечо и отвернулся.

– Я пошёл.

– Я тоже, – сказала Арриэтта, скатываясь с насыпи.