– Почему, мама?! – возмутилась Арриэтта. – Чем тебе не по нраву ботинок, который носил рабочий человек? Папа ведь тоже рабочий человек, не так ли?
Хомили улыбнулась и с сожалением покачала головой:
– Всё дело в качестве.
– Да, здесь твоя мать права, – сказал Под. – Этот ботинок ручной работы, я редко держал в руках такую прекрасную кожу. – И добавил, наклонившись к Арриэтте: – А к тому же, дочка, обувь джентльмена всегда ухожена, её смазывают и ваксят каждый день. Иначе неужели, вы думаете, этот ботинок смог бы выдержать – а он выдержал – дождь и ветер, жару и мороз? Да, джентльмены платят немалые денежки за свою обувь, но уж и требуют высокого качества.
– Так, так, – утвердительно закивала Хомили, глядя на Арриэтту.
– Дыру в носке я могу залатать, – продолжил Под, – куском кожи от языка. Сделаю на совесть, комар носа не подточит.
– К чему зря тратить время да нитки! – воскликнула Хомили. – Я хочу сказать: ради одной-двух ночей. Мы ведь не собираемся жить в ботинке…
Она рассмеялась, словно сама мысль об этом была нелепа.
– Я вот о чём подумал… – начал было Под.
– Я хочу сказать, – не слушая его, продолжила Хомили, – ведь у нас же есть родичи, которые живут на этом лугу… Хоть я и не считаю, что барсучья нора – подходящий дом, но всё же этот дом есть, и где-то неподалёку.
Под кинул на неё серьёзный взгляд и промолвил так же серьёзно:
– Может быть, но всё равно я вот о чём думал: родичи или не родичи они нам, но добывайки. Верно? А кто из человеков, к примеру, видел добываек?
И он с вызовом огляделся.
– Кто? Да мальчик, – начала Арриэтта. – И…
– То-то же! А всё почему? Потому что ты ещё не была добывайкой… не начала даже учиться добывать… Сама подошла и заговорила с ним – как только не стыдно?! – сама разыскала его, ничего лучше не придумав. И я тебе сказал тогда, к чему это приведёт: за нами станут охотиться и кошки, и крысоловы, и полисмены – все, кому не лень. Так и вышло, я был прав.
– Да, ты был прав, – согласилась Арриэтта, – но…
– Никаких «но»! – отрезал Под. – Я был прав тогда, прав и сейчас. Ясно? Я всё это продумал и знаю, о чём говорю. И на этот раз я никаких глупостей не потерплю. Ни от тебя, ни от твоей матери.
– От меня ты никаких глупостей не услышишь, – буркнула Хомили.
– Ну так вот как всё это понимаю я: человеки высокие и ходят быстро, а когда ты высокий, тебе дальше видно… так? Я хочу сказать вот что: если при всём при этом человеки не видят добываек… мало того, утверждают, будто мы и вовсе не существуем на свете, как можем мы, добывайки – мы ведь и меньше человеков, и ходим медленнее, – надеяться их увидеть? Конечно, когда живёшь в одном доме с другими семействами, знаешь друг друга: оно и понятно, мы ведь выросли под одной крышей, – но в новом месте, вроде такого, как здесь, в чистом поле, если так можно сказать, добывайки прячутся от других добываек… Так мне кажется.
– Вот тебе на! – грустно вздохнула Хомили.
– Но мы вовсе не медленно двигаемся, – возразила Арриэтта.
– По сравнению с человеками, сказал я. Наши ноги передвигаются скоро, но их ноги длинней: посмотри только, какой они успевают пройти путь. – Под обернулся к Хомили: – Ты не расстраивайся. Я же не говорю, что мы никогда не найдём Хендрири, – может быть, и найдём, и даже скоро: во всяком случае, до зимы…
– Зимы! – прошептала Хомили с ужасом в голосе.
– Но мы должны строить планы и действовать так, словно на свете не существует никаких барсучьих нор. Вы понимаете меня?
– Да, Под, – хрипло проговорила Хомили.
– Я всё это продумал, – повторил Под. – Что у нас есть: три мешка с пожитками, две шляпные булавки и старый ботинок. Нам надо смотреть правде в глаза и быть готовыми ко всему. Более того: следует изменить свой образ жизни.
– Как это – изменить? – не поняла Хомили.
– Ну, например, отвыкнуть от горячей еды. Никаких чаёв, никаких кофеёв. Мы должны оставить свечу и спички на зиму, а пропитание добывать из того, что вокруг нас.
– Только не гусеницы, Под! – взмолилась Хомили. – Ты ведь мне обещал! Я и кусочка не смогу проглотить!
– Тебе и не придётся – уж об этом я позабочусь. В такое время года полно другой еды. Ну а теперь вставайте: надо посмотреть, удастся ли нам сдвинуть ботинок с места.
– Что это ты задумал? – озадаченно спросила Хомили, однако они обе послушно поднялись на ноги.
– Видите, какой тут шнурок у этого ботинка? Крепкий и прочный. А почему? Да потому, что хорошо промаслен или даже просмолён. Перекиньте по концу шнурка через плечо, станьте спиной к ботинку и тащите… Верно, вот так… а теперь – вперёд.
Хомили и Арриэтта налегли на постромки, и ботинок, подпрыгивая на кочках, заскользил вперёд по траве, да так быстро, что они споткнулись и упали. Кто мог ожидать, что он окажется таким лёгким!
– Осторожно! – предупредил Под, труся рысцой рядом с ними. – Поднимайтесь, только постарайтесь не дёргать… Вот-вот, правильно… Ровнее, ровнее… Прекрасно.
Когда, подтащив ботинок туда, где кончался островок высокой травы, они остановились перевести дух, Под, довольный, заметил:
– Видите, как он летит? Как птица!