Как темно было в этом чужом доме – почти так же темно, как под полом кухни в Фирбэнке, ведь освещали его лишь самодельные восковые свечи, наколотые на острия кнопок. («Сколько человечьих жилищ, – вдруг подумала Арриэтта, – сгорело из-за беспечности добываек, снующих взад и вперёд с горящими свечами в руках».) Как ни старалась Люпи навести чистоту, пахло сажей и тянуло из углов прогорклым сыром.
Братцы спали в кухне – ради тепла, объяснила Люпи; нарядной гостиной пользовались лишь по особым случаям. Снаружи от неё была неосвещённая площадка, с которой спускалась вниз шаткая лестница.
Над площадкой, скрытые в полумраке, были две комнаты, которые им отвела Люпи. Лестницу к этим комнатам смастерить ещё не успели, и добраться до жёсткого настила, сделанного Хендрири из крышки обувной коробки, можно было, только цепляясь пальцами за дранку и вслепую нащупывая место для ноги.
– Ну, ты приведёшь тут всё в жилой вид, – сказала Люпи (она знала, что у Пода золотые руки), – а мы для начала одолжим вам кое-что из мебели.– Для начала… – бормотала Хомили в то первое утро, поднимаясь, шаг за шагом, вслед за Подом по дранкам (в отличие от большинства добываек, она боялась высоты и не увлекалась лазанием). – А потом что?
Ей было страшно взглянуть вниз. Она знала, что там была неустойчивая площадка, а от неё уходила ещё дальше спичечная лестница, поблёскивавшая, как рыбья кость.
– Ладно, – утешала она себя, неуклюже нащупывая место, куда поставить ногу, – пусть подъём и крутой, зато вход отдельный…
– Как тебе тут, Под? – спросила Хомили, просовывая наконец голову в круглый люк, прорезанный в полу; ну и странно же это выглядело – словно её голову отделили от плеч.
– Здесь сухо, – ответил Под уклончиво и топнул несколько раз по полу, точно желая проверить его крепость.