Хомили будто и не слышала, она сидела и как зачарованная в упор смотрела на рыболова.
– Это Кривой Глаз, – наконец мрачно сообщила она.
Под быстро обернулся и прищурил глаза. Арриэтта встала, чтобы лучше видеть. Кривой Глаз, цыган… да, эту похожую на гориллу фигуру, насупленные брови, копну седеющих волос нельзя было не узнать.
– Мы пропали, – прошептала Хомили.
Несколько мгновений Под молчал.
– Сюда ему не добраться, – сказал он, – мы на самой середине реки, здесь глубоко и с той стороны от нас, и с этой.
– Он может дотянуться рукой с мелкого места, – сказала Хомили.
– Сомневаюсь, что ему это удастся.
– Он нас знает, и он нас видел, – сказала Хомили тем же бесцветным голосом. Она прерывисто выдохнула. – И, помяни моё слово, он не намерен снова нас упустить.
Наступила тишина, лишь река лепетала что-то своё. Говорливое журчанье, непрерывное, ровное, вдруг показалось им враждебным и жестоким.
– Почему он не двигается? – спросила Арриэтта.
– Размышляет, – сказала Хомили.
Немного погодя Арриэтта снова робко спросила:
– О том, сколько он будет брать за показ и всякое такое, когда посадит нас в клетку?
– О том, как поступить сейчас, – сказала Хомили.
Несколько секунд все трое молча следили за Кривым Глазом.
– Смотрите, – сказала Арриэтта.
– Что ещё он задумал? – спросил Под.
– Он снимает с крючка мамину юбку.
– И червяка тоже, – сказал Под. – Осторожней! – вскричал он в то время, как рука рыболова взлетела вверх.
«Остров» внезапно дёрнулся и резко закачался из стороны в сторону.
– Он закидывает сюда крючок! – крикнул Под. – Хочет нас поймать. Нам лучше укрыться внутри.
– Нет, – сказала Хомили, когда их перестало качать; она смотрела, как ветка, выдернутая крючком, сносится вниз течением. – Если ему удастся растащить по частям эту кучу, безопаснее быть наверху. Пойдём лучше в чайник…
Но не успела она закончить, как вновь заброшенный крючок впился в пробку, затыкавшую вход. Чайник, привязанный к веткам и прутьям, какое-то время сопротивлялся тянувшей его уде, но ветки стали уходить из-под ног добываек, и они в панике прижались один к другому. Затем пробка вылетела и ускакала на конце танцующей лески. «Остров» снова качнуло; расцепив руки и отойдя друг от друга, они с ужасом услышали, как в чайник, булькая, льётся вода.
В четвёртый раз крючок попал в ту ветку, на которой они стояли. Они видели, что крючок крепко вонзился в дерево, видели, как дрожит леска, натянутая, как струна. Под подошёл поближе и, откинувшись назад всем телом, попытался ослабить её напряжение. Но всё было напрасно – леска оставалась такой же тугой, а крючок так же прочно сидел в древесине.
– Разрежь леску, – раздался голос, перекрывая треск и скрежет. – Разрежь её… – снова прозвучал тот же голос, на этот раз почти не слышный; казалось, это просто журчит река.
– Так, дай мне лезвие бритвы, – еле переводя дух, сказал Под, и Арриэтта, кинувшись за ним со всех ног, тут же принесла его. Послышался звенящий звук, и рассечённая леска взлетела в воздух; добывайки низко пригнулись.
– Ну почему я сам, – воскликнул Под, – не подумал об этом первым делом?
Он взглянул на берег. Кривой Глаз сматывал леску; лёгкая, без крючка, она летела, подгоняемая ветром.
– Он не очень-то доволен, – сказала Хомили.
– Да, – согласился Под, садясь с ней рядом. – И не удивительно.
– Не думаю, чтобы у него был ещё один крючок, – сказала Хомили.
Они смотрели, как цыган разглядывает конец лески, встретили его злобный взгляд, когда, сердито подняв голову, он пристально всматривался в их «остров».
– Очко в нашу пользу, – сказал Под.