До встречи в Бомбее

Немного отстранившись, он посмотрел ей в глаза и коснулся пальцами ее влажных щек. Она смотрела на него, не мигая, и гадала, поцелует ли он ее по-настоящему, не вдаваясь в размышления, хочется ей этого или нет.

Его губы встретились с ее раньше, чем она успела решить. Необычные ощущения от прикосновения другого мужчины заставили ее закрыть глаза. Мэдди так и не разобралась в своем отношении к происходящему. Гай склонился над ней, провел рукой по ее шее. Его нежный поцелуй стал решительнее, увереннее, и она замерла в ожидании.

Но никакого трепета, никакой страсти не было.

Просто странное, отрешенное осознание, что она отказалась от дальнейшего сопротивления, понимание, что все уже происходит и она позволила этому совершиться.

Их отношения уже никогда не будут прежними.

Одним туманным и сырым декабрьским утром в комнату Джонса вошел доктор Арнольд. Джонс просматривал свои записные книжки, держась руками за голову, до боли сжимая череп, словно стараясь через кости заставить мозг вспомнить. Он поднял голову и, увидев в дверях Арнольда, встал. Его пульс участился от забрезжившей надежды.

Но доктор сказал:

— Прошу прощения. У меня нет ничего определенного.

— Что вам удалось узнать? — спросил Джонс.

— Я снова звонил домой Диане и попал на экономку, — Арнольд протер очки краешком жилета. — Боюсь, Диана в самом деле отправилась в долгий медовый месяц.

— Насколько долгий?

— Очень долгий. Они уехали в Африку, как я понял. Совмещают работу и удовольствие. Она упомянула что-то об их последующем переезде на Восток, — он нахмурился. — На самом деле она неясно выразилась.

— Диана вообще сюда вернется?

— На короткое время. И не раньше весны.

— Весны? — повторил Джонс, не веря своим ушам.

— Не падайте духом, — сказал Арнольд, — тогда мы их и застанем, старина. Мы не сдадимся.

Глава 22

Все три недели, что Мэдди провела в больнице, Гай навещал ее каждый день, а иногда заходил и по два раза. Это происходило так часто, что она даже не успевала соскучиться. Он все так устроил для своих пациентов, что мог заглядывать к ней каждое утро, чтобы поздороваться и посмотреть карту, дабы удостовериться, что всю ночь за ней был должный присмотр и дана правильная доза морфия.

— Скоро они должны снизить ее, — пообещал Гай, — чтобы у тебя не развилась зависимость.

— Они говорили, что собираются, — ответила Мэдди.

— Хм, — промычал он, переворачивая страницы карты. — Было бы лучше, если бы ты позволила им перевести тебя ко мне.

— Здешний врач хорошо знает свое дело, — заметила Мэдди.

— Таким образом, ты намекаешь мне, чтобы я не лез не в свое дело? — поинтересовался он, оторвав взгляд от папки с зажимом, и улыбнулся настолько игриво, насколько способен улыбнуться столь серьезный человек, как Гай.

— Конечно, нет, — ответила Мэдди, подразумевая, что так оно и есть.

Если в палате больше никого не было, то, заходя, Гай целовал ее, заставляя напрягаться от смущения. У нее не получалось иначе, как бы усердно она ни старалась. И ей оставалось лишь надеяться, что Гай не замечает ее неловкости. (Он, конечно же, замечал. «Нервы, — решительно убеждал он себя, — просто нервы».) Он начал называть ее «золотцем». Это тоже было чудно. Никто и никогда не называл ее так. И конечно же, так никогда не делал Люк. Он никогда не говорил «милая» или «любимая» и не использовал никаких ласковых прозвищ. Только «мисс Брайт».

И ей это ужасно нравилось.

— Но Люка больше нет, — напомнила Делла, которая тоже навещала Мэдди каждый день. — И его нет уже очень давно.

— Она это знает, — сказал Питер.

— Но все равно я чувствую себя такой виноватой, — отозвалась Мэдди.

— Не надо, — увещевала ее Делла. — Пожалуйста. Люк никогда не пожелал бы тебе навеки остаться одной.

— У меня до сих пор такое чувство, что я его предаю, — объяснила Мэдди.

— Тем, что проводишь время с Гаем?

«Соглашаясь», — чуть было не сказала она. Но она не могла признаться даже себе, что поступает именно так.

Во время своих посещений Гай часто привозил с собой Айрис. Мэдди скучала по дочери и очень беспокоилась за нее. Когда она видела Гая и Айрис вместе, то на время забывала о своем смущении и щемящем страхе, что она совершает самую ужасную ошибку в жизни. Мэдди лежала и ждала их в жаркой, выложенной кафелем палате, терпела пульсирующую боль в лодыжке, и все ее тело напрягалось от жгучего желания прижать к себе теплое маленькое тельце Айрис, услышать, что малышка не просыпалась ночью от страшных снов, с удовольствием позавтракала с бабушкой и дедушкой и съела все фрукты. Откинувшись на подушки, она слушала приближающееся топотанье маленьких ножек, щебетанье дочки, снисходительный смех Гая, и на лице ее появлялась улыбка облегчения и благодарности. Их голоса звучали идеально слаженным дуэтом.

— Они в самом деле познакомились только в сентябре? — спрашивали медсестры.

— Именно так, — заверила Мэдди.

— Правда, он чудесно с ней ладит? — с обожанием в голосе замечали они. — Повезло малышке.