Мэдди откинулась на подушку и уставилась в потолок. Она видела его лицо. Лицо, которое она так любила. В его улыбке, в темных сверкающих глазах жило столько наслаждения, безграничной энергии и тепла! А потом ей представился Гай. Спокойный, добрый Гай с сердцем нараспашку, которое теперь принадлежало ей.
И Айрис.
Мэдди опять медленно опустила взгляд на руку. Не отдавая себе отчета, она положила изумруд Гая и начала стягивать кольца, которые когда-то надел ей на палец Люк. Это оказалось нелегко. Руки распухли от жары, и ей пришлось с усилием сдирать металл с плоти, с костяшки пальца. Чем больше сопротивлялись кольца, тем сильнее она тянула, стиснув зубы. Начав, она твердо вознамерилась довести дело до конца.
Когда кольца наконец снялись, на пальце осталась болезненная бледная каемка, а Мэдди поняла, что плачет. Слезы безудержно катились по щекам: от страха перед своим решением, неуверенности в том, что ждет ее дальше, и больше всего от горя — безумной скорби по Люку, по тем годам, что она потратила, надеясь, что им под силу вернуть былое счастье. Она плакала из-за колец, тяжесть которых ощущала в сжатой ладони, и из-за того, что теперь должна надеть вместо них изумруд.
Финал затянувшегося и запоздалого прощания.
Глава 23
С той ночи Мэдди больше не разрешала себе плакать. Мать и Делла правы — ей просто нужно позволить себе стать счастливой. Нужно только стараться изо всех сил.
Конечно, это не так и сложно.
Мэдди радовалась, что наступило Рождество и можно было отправиться домой. Каждый день следующей недели был наполнен подарками, походами в церковь и трапезами у родителей, у Деллы и Джеффа. Дети радостно носились по дому, а Мэдди доводила мать и Гая до бешенства тем, что отказывалась отдыхать в шезлонге, который Ахмед специально вынес на веранду. Вместо этого она ковыляла со своим костылем за детьми, помогала Айрис обустроить домик для новых кукол, восхваляла клочок земли, где малышка начала выращивать цветы, учила ее играть на фортепиано «Колокольчики звенят».
— О нет, — непременно восклицал Питер, стоило ему прийти и застать их за этим занятием, — только не это!
— Но тебе же нравится, как я играю, — безошибочно определяла Айрис.
Иногда Элис с Деллой принимались настойчиво обсуждать дела, которые необходимо было провернуть до марта. Например, договориться в церкви о венчании. («Не в соборе Святого Фомы», — уточнила Делла. «Разумеется», — поддержала ее Элис.) Также предстояло подыскать место, где будет проходить празднование, заказать музыкантов, платья… Мэдди не видела смысла в затяжных обсуждениях, ведь пока всё не откроется после праздников, договариваться о чем-либо было просто не с кем.
— Просто это так вдохновляет! — объясняла Делла. — Вот и все. Ты собираешься надеть белое?
— Делла, — одернул жену Джефф, — ты неисправима.
— В этом она вся, — заметил Питер.
— Я еще не думала о том, что надену, — рассеянно ответила Мэдди, вспомнив, как Люк рассмешил ее у алтаря в соборе Святого Фомы, сказав, что она выглядит такой невинной в белом. «Я мог бы даже поверить…»
— Что бы ты ни выбрала, ты будешь выглядеть восхитительно, золотце, — сказал Гай.
Мэдди улыбнулась и подумала, когда же ее перестанет коробить от этого «золотца».
На Новый год яхт-клуб, давно возобновивший ежегодные празднования, давал вечеринку. Гай сказал Мэдди, что должен пойти туда, поскольку там соберется большая часть больничного персонала, включая Джеффа. Родители Мэдди тоже собирались по той же причине. Делла, конечно же, сопровождала мужа. А Питер отказался («Старые раны. Нога, — соврал он Гаю. — Просто пытка смотреть, как все танцуют».) Так же поступила и Мэдди. С того раза в 1915 году каждый Новый год они с Питером встречали на пляже у подножия холма, и теперь ее лодыжка, ставшая прекрасным предлогом, чтобы не ходить в клуб, помогла ей не нарушать традицию.
— Ты, безо всяких сомнений, найдешь, чем себя развлечь в клубе даже со своей лодыжкой, — настаивал Гай, не имевший понятия, что Мэдди не переступала порога клуба еще с войны, и к счастью для себя запамятовавший, как она стояла там на дорожке, вглядываясь в незнакомца в льняном пиджаке. — Я составлю тебе компанию.
— Без меня тебе будет лучше, — ответила Мэдди.
— Уверяю тебя, что нет, — уговаривал он ее. — Пойдем. Не лучшее начало года, когда будущие супруги празднуют его порознь.
Но она осталась непреклонна. А Гай, вспомнивший, что он добр и благороден, не стал настаивать. От этого Мэдди почувствовала себя гадко и поклялась себе, что в будущем году постарается сделать его счастливым. Но в этот последний раз ей нужно было спуститься с Питером к нежному песку на пляже, посмотреть салют над городом, вспомнить.
Как только пробило полночь, они подняли традиционный тост за Люка. А потом Питер опять стоял на берегу, запрокинув светловолосую голову в звездное индийское небо, туда, куда Мэдди обычно отказывалась смотреть.
Но в этот раз она тоже подняла взгляд к небу, как сделала это в самом начале 1914 года.
Правда ли Люк там и смотрит на них?