Зеленый всхлипнул и принялся щипать молодую травку, чтобы унять раскаты хохота.
– Я же отлично помню, что здесь закапывал! – на грани нервного срыва тарахтел Гнус, и торф летел вверх подобно пеплу из вулкана. – А может, это кроты растащили?!
Кто-то из квартирьеров всхрапнул и принялся ладонями зажимать рот. Всю команду била крупная дрожь, грозящая с минуты на минуту вылиться в лавину смеха. Гейне даже не улыбнулся.
Гнус пока ничего не слышал, он вгрызался в грунт подобно отбойному молотку в надежде отрыть свои припасы.
– Пять банок икры, – надрывался Гусельников, уйдя с головой под землю, – десять банок печени трески, три палки сервелата.
Квартирьеры изнемогали, еще одна реплика Гусельникова – и их прорвет.
– Десять банок тушенки, десять сгущенки, восемь банок лосося, – перечислял свои деликатесы Гнус сварливым голоском, – семь банок шпрот, рижских.
Рижские шпроты послужили последней каплей. Квартирьеры грохнули на весь лес. Не смеялся только Гейне.
– Суки, – задребезжал из своей норы Гнус, – ворюги. Вы мне за это ответите.
Студенты обступили индивидуальный окоп бойца Гусельникова и стали отпускать комментарии.
– Ты бы так днем вкалывал, шланг гофрированный. Только и знаешь, что отлынивать.
– Гнус, если бы не мы, ты бы до Америки докопал.
– А Бессонов говорит, что ты нерадивый. Ничего подобного, нужно только мотивацию найти.
– Какой же ты Генерал, – плюнул в яму Композитор, – ты крыса и гнида редкостная. Недаром тебя Гнусом прозвали.
– Ты-ы-ы-ы, – раздался плачущий голос из окопа, – ты, Гейне, мои продукты украл. Я зна-а-а-аю.
– А хотя бы и так. Ты с нами западло поступаешь – и мы аналогично.
– А я вот на тебя заявление в милицию напишу, и тебя посадят, – голос Гнуса стал набирать мстительную твердость, – сначала из комсомола и института исключат, а потом посадят. Пять лет дадут, как пить дать. Статья сто четырнадцатая, кража.
Ночь сразу перестала быть томной. Ребята невольно отступили от края ямы с замурованным Гусельниковым. На месте остался один Гейне.
– Ты мне угрожаешь? – Андрюха ногой сбросил торф на голову Гусельникова.
– Угрожаю, – подтвердил свои намеренья Гнус, – я все связи отца подниму, ни перед чем не остановлюсь, но в тюрягу тебя закатаю.
– Я в тюрьму не хочу, – задумчиво протянул Гейне и опять сыпанул торф в яму.
– А придется. Придется срок помотать, – задребезжал Гусельников.
– Ты думаешь, ты в окопе? – проронил Гейне. – Не-е-ет, ты в могиле.
– Я тебя в каземате сгною, я тебя…
Гейне сапогом захватил огромное количество торфа и сбросил на Гнуса. Тот закашлялся, видимо, взвесь попала ему в рот. Квартирьеры беспомощно переглянулись, быть соучастником убийства никому не улыбалось.
– Андрюх, хорош, – Стотс наступил на сапог Композитору, – это уже не шутки.
– И вас всех заложу, – откашлялся и загнусил из шурфа Гусельников, – и как Стотс в костер патроны кидал, и как Зеленый анекдоты про Брежнева рассказывал, и как Бессонов квасил. У меня на всех на вас компромат имеется. Попомните меня…
– Вот ублюдок, – Гейне высвободил ногу и сбросил на Гнуса новую порцию почвы, – нужно его живьем закопать.
– Офонарел? – несколько квартирьеров попытались оттеснить Композитора от ямы.
– Я в тюрьму не сяду, – отбивался Гейне, не забывая сбрасывать землю с бруствера на Гусельникова, – он и на вас накапает.
– Не накапает, – Зеленый попытался взять ситуацию под контроль. – Гнус, если мы тебя вытащим, ты нас сдашь? Или не сдашь?
– Сдам, – торжественно пообещал Гусельников, – всех заложу. Вытаскивайте быстрей. У вас кишка тонка меня засыпать.
– Неужели? Говоришь, кишка тонка? – у Гейне внезапно сел голос. – А земелькой не угостишься?
Он стал сбрасывать двумя ногами почву в шурф, и через тридцать секунд Гнус взмолился.
– Андрюша, ты что? Я же пошутил. Ни на кого я не накапаю. Честное слово. Вытащите меня. Пожалуйста, – впервые настоящий ужас обуял окопника.
Гейне заглянул вниз. Гусельников судорожно барахтался в торфяной пыли, снаружи осталась одна голова с раззявленным ртом.
– Посмотри на небо, Гнус. Видишь ты его в последний раз, – Гейне сыпанул еще одну порцию грунта, и Гусельникова засыпало с головой.
Все невольно взглянули на ночное небо. Теперь луна напоминала жопу в потемках, звезды – шипы колючей проволоки, а окружающий ландшафт стал разительно похож на окрестности Колымы.
– Хватит базарить, – Гаврош подошел к яме, – я знаю, что делать. Нужно его вытащить.
– Он нас заложит, – покачал головой Гейне, – ему нельзя верить. Если мы его вытащим, нам не сдобровать.
– Тебе несдобровать и Зеленому, – уточнил чей-то голос, – остальные ни при чем. Мы не хотим, чтобы нас смыло в унитаз вместе с вами. Мы на мокруху не подписывались.
– Один за всех и все за одного, – напомнил Гейне.
– У меня с собой полковое знамя и фотоаппарат со вспышкой, – показал на свой рюкзак Гаврош, – он помочится на знамя, а мы сделаем снимок. Это будет страховка. Вытаскивайте его скорей, пока он не задохнулся.