Эй вы, студенты и студентки,
Зачем вы учитесь, зачем?
Другой придет и снимет пенки,
А вы останетесь ни с чем.
Ведь этот мир, увы, не вечен,
Замрет улыбка на лице,
Потухший взгляд, больная печень
Всех ожидают нас в конце.
Пусть будет наша жизнь трудна
И, может, угодим на паперть,
Но лучше допивать до дна,
Чем проливать вино на скатерть.
– Прекратить утробное пение, – майор Бессонов выглянул из водительской кабины, – у шофера от вас голова болит.
– Чему там болеть? – загоготал Зеленый. – Сплошная кость.
– Зеленов, ну-ка быстро пересел к нам, – приказал майор, – разошелся как подросток. Пятый класс, вторая четверть.
– Чтоб ты всю жизнь на копилку копил, – шепотом ругнулся Зеленый и полез менять место дислокации.
Ближе к вечеру доехали до тверских лесов. Квартирьеры выскреблись из машины и на собственной шкуре ошутили, что такое май под Калинином. Холод в лесу стоял собачий, сверху летела какая-то крупа, кое-где еще виднелись островки снега, а под ногами хлюпала ледяная жижа. Кроссовки и кеды сразу промокли и стали забирать остатки тепла из студенческих душ.
– Что ж так холодно-то! – не попадая зуб на зуб, взвыл Зеленый. – Я совсем залубенел. Вроде рядом с Москвой, а такая холодрыга.
Гейне только посмеивался, руководя процессом натягивания палаток. Студент Лешка Гаврилов по кличке Гаврош, самый маленький и тщедушный, оступился, рухнул в лужу и промок до нитки.
– Чтоб вас всех, – заматерился Бессонов, – у тебя сменка есть?
– Какая сменка? – вытаращили на него глаза квартирьеры.
– Сменная одежда и обувь, – разгневался майор, – вы что, с Луны свалились? Что, никто в армии не служил? Детский сад, штаны на лямках. Есть сменка, спрашиваю?
– Нету-у-у, – проблеяла «золотая рота».
– У меня есть, – оповестил всех Гейне.
– Дай ему, – Бессонов кивнул на Гавроша.
– А если она мне самому понадобится, – возразил Композитор, – вы не можете отдать нам такой приказ, мы присягу еще не принимали.
– Он себе воспаление легких заработает, – растерялся Бессонов.
– Его проблемы, – развел руками Гейне.
– Я сам высохну, – клацая зубами, заверил всех Гаврош.
Майор принялся расстегивать свой бушлат.
– Не надо, товарищ майор, – Композитор пошел за сухой одеждой, – я только хотел, чтобы они убедились – шутки кончились. Да, други мои, привыкайте к армейским тяготам и лишениям.
Гейне принес осмеянные валенки с галошами, потрепанную шинель, шапку-ушанку, и Гаврош на время стал самым счастливым человеком в лесу.
– А чего ты сразу ему сменку не дал? – выступил Стотс.
– Сразу не интересно. Ведь то, что сейчас произошло, – это не что иное, как этап воспитательного процесса.
– Служилый? В каком звании был демобилизован из вооруженных сил? – Бессонов с уважением посмотрел на Гейне.
– В звании сержанта.
– Сразу видно. Товарищ сержант.
– Я.
– Вечером зайдете ко мне в палатку для решения тактических задач.
– Есть.
Майор покопался в снаряжении и отыскал красное знамя полка.
– Товарищи студенты, вот вам святыня. Храните его пуще глаза, если полк теряет знамя, его расформировывают.
Квартирьеры грелись возле костра и вспоминали о былом.
– Блин, я только вчера по Сретенке с Веркой гулял, – раскис Зеленый, – только вчера в кафе сидел.
– Лучше б я сейчас экзамены сдавал, – помечтал Гоша Гусельников, рыхлый, неприятный парень по кличке Гнус.
– И не говори, – поддержали остальные, – мы тут к утру совсем задубеем.
– А Гейне с Бессоновым сейчас пьянствуют, – наябедничал Гнус, – у майора с собой два ящика водки. Сам видел.
Композитор вышел из командирской палатки, покачиваясь и неся в руках два ватника: свой и майора.
– От нашего стола вашему столу. Грейтесь по очереди или в палатке ими накройтесь.
– Чего там майор? – поинтересовался Стотс.
– Обалденный мужик. Только бухает много, – вздохнул Гейне и пошлепал назад в палатку.
На следующее утро всем кагалом поехали в воинскую часть за обмундированием. Местный полковник сразу стал брать на характер и орать, что форму и сапоги положено давать студентам через неделю. А то, что они не взяли теплых вещей и нормальной обуви, говорит о москвичах лучше всяких слов.
– Значит, не дашь? – У Бессонова задергалась левая щека.
– Не дам, – уперся полкан, – не положено. И по какому праву вы, товарищ майор, тыкаете старшему по званию.
– Значит, не дашь? Ветерану боевых действий под Джелалабадом, дважды контуженному боевому офицеру не выдашь несколько комплектов обмундирования, и я поморожу пацанов ни за что ни про что.
Майор уже не говорил, а булькал. Казалось, что сейчас у него хлынет горлом кровища и заляпает полковнику фуражку и мундир.