Дневник нарколога

– Сереня, я приехала! – из машины выскочила радостная блондинка с букетом цветов, коробкой шоколадных конфет и бутылкой шампанского.

– Здорово, мать, – поцеловал ее Зеленый. – Пожрать привезла?

– Нет, – блондинка захлопал ресницами.

– Как нет?! – взвился Серега. – Я же тебе ясно сказал: нам тут хавать нечего. На одной «шрапнели» сидим.

– Я ничего не поняла из твоей тарабарщины, – стала оправдываться блондинка, – что такое «хавать»? Что такое «шрапнель»?

– Видите ли, милочка, ваш молодой человек употребляет слишком много сленга, – издевательски пробурчал Стотс, – немудрено, что его никто не понимает.

Теперь уже он продемонстрировал средний палец Зеленому и мечтательно начал:

– А вот моя коза…

– Это все, что ты привезла? – перебил его Серега.

– Нет, – улыбнулась блондинка, – в машине еще два букета.

– Это венки, – погрустнел Зеленый, – а шампанское с конфетами зачем? Я же просил тушенку и спирт.

– Я думала, у вас присяга.

– Какая присяга! – взвыл Зеленый. – Присяга только через три недели. Дура ты, Верка.

Блондинка хлюпнула носом и обиженно зарыдала.

– Чего пристал к девушке, – усовестил Зеленого Гаврош, – сам виноват, нужно понятней изъясняться.

Парочка быстро помирилась, блондинка, усевшись Сереге на колени, о чем-то весело щебетала, а внимание квартирьеров переключилось на черную «Волгу». Гусельников, посовещавшись с водилой, вытащил из машины авоську с консервами «завтрак туриста».

– Что это? – уставились на авоську голодающие. – «Завтрак туриста»? Опять перловка под вонючим соусом?

– Этот крендель, – Гусельников кивнул на шофера, – отцовские деньги потерял и на свои накупил нам всякой отравы. Да еще и дорогу обратно забыл. Жертва аборта. Ты что, к Серегиной девушке приставал, что путь не запомнил?

Водитель хмуро отвернулся.

– Ладно, покажу тебе дорогу, а потом за ней вернешься, – Гусельников по-генеральски забрался в машину. «Волга» тронулась, квартирьеры разочарованно принялись открывать консервы, а Композитор усмехнулся в усы и крадучись последовал за тачкой.

– Где Гейне? – из командирской палатки выглянул майор. – Когда появится, пусть зайдет для решения тактических задач.

Наутро опять ставили палатки и рубили дрова. Гусельников крутился у всех под ногами и только мешал.

– Гнус, не шлангуй, – разозлился Зеленый, – всем тяжело.

– А в нюх, – рассвирепел Гусельников, – вы должны звать меня Генерал. Мы же договаривались.

– Студент Гусельников идет кашеварить, – распорядился Гейне.

– С какого? – не понял Зеленый. – Он вчера кашеварил. Ты что, сержант, любимчика себе завел? В Министерство иностранных дел метишь?

– Мечу, – буркнул Гейне, – приказы командира не обсуждаются.

Довольный Гусельников не спеша поплелся к палаткам, а квартирьеры принялись копать канавы для осушения лагеря и угрюмо коситься на сержанта.

– Перекур, – скомандовал Гейне, – угощайтесь, брат приехал.

Он выложил перед изумленными квартирьерами банки с красной икрой, лососем, печенью трески и три палки сервелата.

– Откуда? – округлил глаза Стотс.

– От верблюда.

– Не, серьезно.

– Вы вчера уши развесили, а я проследил за Гнусом. Они отъехали сто метров, вытащили из багажника мешок и зарыли. А я отрыл.

– Вот поц, – возмутился Борька Розенштейн по кличке Розенбаум, – а нас самыми дешевыми консервами угостил. Отметелить его надо.

– Точно, – согласились остальные, – отоварить гада, чтобы на всю жизнь запомнил.

– Не стоит, – рассудительно заметил Гейне, – потом неприятностей не оберешься. Схомячим его деликатесы, а ему не дадим.

– С майором бы нужно поделиться, – предложил Стотс, наворачивая колбасу, – только как?

– Я его по-пьяни накормлю, – улыбнулся в усы Композитор, – он утром все равно ничего не помнит.

Среди ночи Гейне всех растолкал и показал на пустующую шконку Гусельникова.

– Гнус за нычкой пошел. Я чувствую, это надо видеть.

– Ха-ха-ха, – зашелся Зеленый, – представляете, какая у него будет рожа?

– Только не ржать, – предупредил сержант, – мы издали посмотрим, а потом вернемся.

Квартирьеры гуськом направились в лес, потом поползли по-пластунски. Гаврош на полдороге чертыхнулся и вернулся назад за рюкзаком. Он нагнал ребят уже перед поляной. Взвод удобно расположился полукругом, чтобы лучше наблюдать картину предстоящих раскопок.

– Смотрите, какая красота, – восторженно прошептал Гаврош, глядя на освещенную серебром поляну.

И действительно, луна сияла на небосводе, как огромная раковина, звезды искрились, подобно светящимся рачкам, а комья летящего торфа в лунном свете напоминали океанские брызги.

– Ух, как я пожру-у-у-у, – мечтательно провыл Гнус, вгрызаясь в торф саперной лопаткой и разбрасывая его веером.

Квартирьеры в сладком предчувствии принялись толкать друг друга локтями.

– Не может быть! – взвизгнул Гнус, стоя по пояс в грунте и шуруя лопатой. – Я же здесь закапывал, точно помню.

Квартирьеры захрюкали и забились в беззвучных судорогах. Гейне показал увесистый кулак, и все уткнули носы в землю.

– Все правильно, здесь, – беседовал сам с собой Гусельников, углубившись уже по грудь, – три шага от березы и пять шагов от ели. Ничего не понимаю, ничего не понимаю.