Лучшей похвалы для ездовой собаки и не требуется. Артельная — значит, чувствующая общий настрой, не щадящая себя в работе, готовая умереть в лямке. И это не громкие слова. Как и охотничьи собаки, которые до гроба верны своей главной страсти — охоте, ездовые псы так же преданны своему тяжелейшему труду. Стоит надеть на них алык, как они преображаются, и уже нет ни равнодушных, ни ленивых — все охвачены азартом и рабочей злостью. Выдернут ломик, удерживающий нарты, — и упряжка вихрем срывается с места. В струнку натянуты алыки, низко пригнуты головы, вверх-вниз, как поршни машин, ходят собачьи лопатки. Штурмом, с воем и лаем, берутся тягуны — длинные, пологие подъемы, и только ветер в лицо, запах разгоряченных собачьих тел в ноздри да скрип полозьев. И этот стремительный бег среди заснеженных, угрюмых сопок, когда лишь успевай подправлять ломиком нарты на поворотах, роднит тебя с собаками, с их первобытным упоением к безлюдью и простору; и ты уже не ты, а кто-то другой, словно выхваченный из прошлого и одетый в звериные шкуры; и этот «кто-то», не слыша себя, кричит в диком торжестве, подбадривая несущуюся сломя голову упряжку.
Трудно с чем-нибудь сравнить езду на нартах. Разве что со свободным полетом — то же ощущение абсолютной воли и причастности к природным силам, которых не чувствуешь, глядя на мир из окна поезда или через иллюминатор самолета.
Похвальное слово Кулакова о Дике отдалось во мне сладкой музыкой. Теперь я был полностью уверен в том, что Дик не останется изнеженной одомашненной собакой, а займет подобающее место в упряжке. Может быть, место вожака, хотя, зная Пирата и Боксика, я не представлял, каким образом можно потеснить этих собак. Но раз Кулаков заикнулся об этом, значит, способы есть.
Рассудив так, я приготовился ждать и не вмешиваться в естественный ход событий, не подозревая, что эти события уже подошли к своей критической точке.
Я только что вернулся из дальней поездки, когда ко мне пришел Кулаков.
— Пойдем-ка, картинку покажу.
Говоря по совести, идти никуда не хотелось, хотелось побыстрее переодеться в сухое и вскипятить чай, но тон Кулакова меня заинтриговал. Что еще за картинку он собирается показать?
Мы пришли к каюрне, и я увидел возле дверей какую-то странную собаку. Вид у нее был такой, словно ее всю измочалили и выбросили.
— Во, полюбуйся! — сказал Кулаков.
Я наклонился к собаке и только тогда узнал ее. Это был Маленький. Весь извалянный и искусанный, он производил жалкое впечатление.
— Это кто ж его так?
— Кто, выкормыш твой.
— Дик?!
— А ты думал, я, что ли?
Из-за склочного характера и постоянного стремления к разного рода провокациям я не питал к Маленькому особой симпатии, но его нынешнее бедственное положение могло разжалобить хоть кого.
— Чего ж ты его на улицу выставил, — укорил я Кулакова. — Ему ж отлежаться надо.
— Потому и выставил, что домой сейчас отведу. Недельку у меня поживет, пока не очухается.
— Да-а… Как же ты пролопоушил?
— А вот так! Все как в Греции получилось: только начал на поводки сажать, тут и вспомнил, что крупа кончилась, утром кашу не из чего варить. Ну и пошел на склад. Полмешка взял, и назад. Подхожу, слышу — грызутся. Я в дверь. Так и есть. Маленький визжит, как поросенок, а Дик его метелит.
— А другие собаки? Так и смотрели?
— Другие! Хорошо, что хоть Пирата с Боксиком успел привязать. Не привязал бы — они бы Дика ухайдакали. А Маленький сам достукался. Сколько раз нарывался — то плечом Дика заденет, то оскалится при всех. Вот и нарвался.
— Нарваться-то нарвался, а как бы теперь Дику «темную» не устроили. Ведь Маленький не простит ему.
— Не бойся, не устроят. Если хочешь знать, этот Маленький давно всем надоел. Вечно всех подзуживал, так что собаки даже довольны, что Дик всыпал Маленькому.
— А Пират с Боксиком? Сам же сказал, что ухайдакали бы.
— Ты думаешь, за Маленького? Как же, будут они из-за него свой лоб подставлять! У них другой интерес, они сразу почуяли, что Дик для них соперник, а что он с другими делает — на это им наплевать. Все дела еще впереди, Боб.
— Какие дела?
— Да всякие, — ответил Кулаков уклончиво.
— Нет, ты уж скажи какие! Дик тебе не козел отпущения. Ты опять уйдешь за своей крупой, а ему в это время кишки выпустят. Я его не для этого отдавал.
Кулаков рассмеялся:
— Скажет тоже — кишки! Да он сам их кому хочешь выпустит! А дела известные — буду Дика в вожаки готовить. По всем статьям подходит. Пират с Боксиком тоже не из последних, но Дик лучше. На загляденье будет вожак.
Глава одиннадцатая
Окончание карантина. — Кулаков ставит условия. — Свидание. — Атмосфера накаляется. — Прав ли Джек Лондон? — Поединок. — Дик становится вожаком